Художница Цемра – про беларусские раны и искусство их заживлять

 

Про несломленного бусла, маму и искусство отдавать

– Мы встречаемся спустя три года, в этом есть что-то цикличное: снова открывается твоя персональная выставка, но уже в Варшаве. «Если все уедут из Беларуси, что останется», – сказала ты три года назад. Где была последняя точка, после которой решила уехать?

– У меня не было последней точки – меня «попросили» уехать. Я не принимала это решение и у меня не было планов переезжать. Сигналы были весомые, пришлось быстро выбирать между Украиной и Польшей. Я выбрала Киев, но этот город оказался неподходящим для меня. В Киеве я прожила два с половиной месяца. Из Гродно мне туда передали несколько начатых работ, где я их закончила и, покидая квартиру, оставила в ванной. С собой собрала чемоданчик, с этим чемоданчиком и уехала в Польшу.

– Какие работы были потом эвакуированы из Киева?

– «Жертва» и «Пад небам Беларуси».

 

– Расскажи про них.

– Бусел – символ Беларуси, мой бусел ранен стрелой. Работа приобрела дополнительный смысл, когда через короткое время после того, как я завершила картину, вышло постановление, позволяющее убивать животных из Красной Книги. Этот бусел несломленный. Один из посетителей выставки сказал, что аист выглядит так, будто сейчас птица вытащит эту стрелу из себя, сломает и выживет.

С точки зрения техники я рисовала ее как бы палочкой, без кисти. Когда ты сам ранен, тебе не до кисти, ты берешь эту палочку и своей кровью начинаешь скрести по холсту. Это наш пейзаж, наше поле. Я использую старинную раму как шаблон и делаю с нее оттиск, на котором делаю работу. Первый цвет – запекшейся крови, второй – костяной. Я выбрала цвет кости, несмотря на то, что могла выбрать свежий белый. Так почувствовала.

Жалко, что ни одна фотография не показывает фактуру, оттенки, нужно видеть вживую. Мне важна эта материальность. Я это как-то чувствую: знаю, где потереть, где добавить, где убрать.

Работа «Жертва» уехала в Милан на выставку «Esxence», поэтому не может участвовать. Она станет визуальным оформлением запаха. Парфюмер Toskovat' создал аромат для тех, кто не согласен с непростительной жестокостью этого мира, сторонится правительства и искренне любит людей. Это аромат с нотами пороха, кровяной струны, йода, пылающих цветов, разрушенного бетона, дождя, сандалового дерева. Мы с ним говорим об одном и том же, только он через запах, я – через картины. Я отправила работу ему, потому что ее увидит столько людей, сколько на выставку «LAZARET» не придет. Запаковала дитёнка, поехал в Милан.

 

 «Жертва»

 

– Ты говорила, что он пришлет на твою выставку запах.

– Да, он прислал, я буду презентовать этот запах у себя на выставке в один из дней.

– Сейчас идет подготовка. Опиши процесс и ощущения.

– Единственное, чего я придерживаюсь: хочу, чтобы всё было так, как в голове. Все самые близкие люди оказались здесь, кто-то раньше сможет помочь, кто-то позже. Это будет тот состав людей, который всегда со мной. И даже мама.

– Вы с мамой больше года не виделись.

– Да, сегодня встретимся. Стараюсь очень крепко держаться. У нас поменялись роли: не мама обо мне заботится, мне уже надо о ней заботиться. Мама пускай плачет, я планирую держаться. Я настроилась всё делать с улыбкой. Мы живы, это так хорошо.

– Помимо того, что ты создаешь картины, ты еще много вещей делаешь руками. Когда узнаешь тебя ближе, удивляешься, как много ты отдаешь друзьям, даришь подарки, которые создаешь сама. Откуда это у тебя – желание отдавать?

– Есть такое понимание – «мне же тоже люди дают».  Когда чувствуешь, что тебе всего достаточно, нужно отдавать. Когда в ущербе, я не отдаю. Это наполнение интуитивно ощущается «у меня всё есть». И сразу начинаешь думать о других.

Мне не много надо, чтобы чувствовать наполненность, я часто ощущаю, что у меня всё есть, чтобы отдавать. Но как только я крепче стану на ноги, я бы умножила это отдавание.

– В твоем инстаграме кроме работ и процесса их создания много о политике, о боли, о политических заключенных. Как справляешься с этой болью?

– Раньше я собирала и накапливала всю боль, абсолютно. Но потом я поняла, что с этим не справляюсь. Я слушала лекцию, понравился тезис оттуда: «Нужно выбрать свою зону ответственности, ту боль, за которую отвечаешь». Кто-то занимается детьми, кто-то животными. Я выбрала свою зону ответственности, чтобы что-то конкретное делать, а не страдать по всему миру. Иногда мне в директ пишут, просят помощи, я строго закрываю эти сообщения, не чувствуя при этом вины. Это не моя зона ответственности. Сейчас есть потребность собрать сил для себя, чтобы отдавать. Отдавать нужно от избытка.

 

«Я выбрала свою зону ответственности, чтобы что-то конкретное делать, а не страдать по всему миру»

 

Недавно совет услышала: «К сложным вещам нужно относиться просто, к простым – сложно». Раньше я была равнодушна к домашним делам, я их делала не включаясь, будто всё остальное не важно, только картины создавать важно! Теперь я, делая уборку, внимательно отношусь к чистящим средствам. Если к простым вещам сложно, тогда и к сложным будешь относиться просто, а иначе они не решатся.

Весь мир не спасешь в один день, а вот делать что-то сперва чуть-чуть, а потом больше и больше, но не в ущерб себе. Например, я понимаю, что для того, чтобы стать на ноги, мне нужно хорошо выглядеть. И я потрачу последние деньги на украшения. И на платья. Так строится жизненный путь: дать сначала себе, из-за этого идет отдача, широта души.

У меня это насыщение происходит очень отчетливо, всё внутреннее состояние говорит о том, что есть ресурсы для помощи. Я готова и могу. Но сначала себе, потом другим.

 

 

Хрустящий беларусский бинт

– В процессе подготовки к выставке ты сказала, что если время будет другое, то и работы будут другими. Объясни, что имеешь в виду.

– Я проходила обучающий курс по искусству «Путь становления художника» Айдан Салаховой, там она говорила, что искусство не должно быть подчинено злободневным событиям, чтобы и через 100–200 лет оставаться актуальным. Я посмотрела на это с критической точки зрения: искусство может повлиять на ситуацию, на ощущения людей. Вот у меня была идея собрать беларусов, чтобы всё было красиво, чтобы все чувствовали подпитку. Мне хочется, чтобы человек чувствовал себя на выставке хорошо. Для меня это важнее, чем то, что на мои работы будут смотреть через 100 лет. Мой путь – здесь и сейчас.

– Работу «Жыве» ты создавала 6 месяцев. Расскажи про нее.

– Каждый раз, когда я хочу сделать что-то легкое и невесомое, выходит наоборот. «Жыве» по итогу весит 40 килограммов. Использовались различные материалы, чтобы идея смогла воплотиться в жизнь.

Когда я обращаю внимание людей на изголовье, они расстраиваются, видя контуры Беларуси, работа для них обретает еще больше смыслов. Изначально здесь была обычная корона, но я заменила ее контуром Беларуси.

 

«Жыве»

– А сквозь кровь просвечиваются цветы.

– Это оттиск накидки на подушку, такие делают в деревенских домах. Есть ощущение старого дома, в котором никто не живет. Но это только одно из мнений. Для меня тут умерших нет. Каждому свое. Да, ранение сильное, но наша история еще не закончена. Травма находится не слева, а справа, значит, сердце не задето и надежда есть. Я не занимаюсь анатомией, но занимаюсь символами. Много людей пострадало, это пятно просто не может быть маленьким.

 

«Каждый раз, когда я хочу сделать что-то легкое и невесомое, выходит наоборот»

 

– Бинты, которые ты используешь для своих работ, тебе привозили из Беларуси, верно?

– Да, друзья привозили. В Польше другие бинты, нитка слишком красивая, плетение широкое. А это такой наш бинт, хрустящий, сыпется. Я вижу в нем эстетику.

– Как проходит адаптация в Варшаве? Есть ощущение будущего, планы?

– Стараюсь жить сейчас, держу в голове мысль, что завтра могу умереть. Когда быть стильной, если не сейчас; когда пробовать новое, если не сейчас; будь добрее, когда это возможно, а это возможно всегда. 

Изучаю сейчас три языка: английский, польский, беларусский, для моего мозга это большая работа. Радостно, что начинаю получать от этого удовольствие. Обучаюсь каждый день и каждый день стараюсь развить свой вкус.

 

«Стараюсь жить сейчас, держу в голове мысль, что завтра могу умереть»

 

Сначала было неудобно, будто всё чужое. Потом случайно встретили какого-то мальчика в городе, он к нам притесался, и вот он сказал такую простую знаковую фразу: «Чего ты всё воспринимаешь как чужое, воспринимай как свое». Если бы полякам пришлось такое пережить, они бы тоже все поехали в Берлин, в Германию. Точно так же. Ладно, если бы я приехала на заработки, у меня было бы другое отношение. Здесь я вынужденно, поэтому уже, наверное, не стесняюсь ничего.

Недавно Игорь Шугалеев презентовал спектакль и сказал в сториз, что этим спектаклем они убирают чувство вины за эмиграцию беларусов и беларусок. Меня эта фраза очень задела. Еще и за эмиграцию чувствовать вину. Люди, за что мне должно быть стыдно? Тем более мы такие крутые ребята. Когда мы с друзьями приехали в Париж, я была в достаточно растерянном состоянии, и то мне казалось, что мы, беларусы, невозможно крутые, нам есть что дать миру, несмотря на все условия. В нас есть сила, сострадание, огромная любовь, но мы этого как будто не понимаем, находим себе десятую вину. В нас что-то есть, даже в том, как мы выглядим. Как мы такие красивые выросли, в этих страшных условиях, в этом всем?

– Годнасць.

– Да! Кстати, путешествия, взаимодействие с другими народами помогает лучше осознать эту годнасць. 

 

«Мы, беларусы, невозможно крутые, нам есть что дать миру, несмотря на все условия»

 

 

В поисках оттенка

– Я бы не справилась одна, работа непрерывная. Мы делаем всё сами, свой свет, ремонтные и монтажные работы, всё легло на меня. Делать выставку очень дорого. Нужно сделать здесь и сейчас хорошо. Я считаю, что даже из последних денег нужно угостить людей игристым на открытии. Хочется, чтобы было хорошо в мелочах.

Следующий проект хотелось бы отдать галерее. Когда мы работали с АV, я привезла работы и они такие: «Ну пока, мы всё сами сделаем». Они знают свое пространство, они профессионалы. Художник думает, что, когда он сделал выставку, работа заканчивается. Нет, только начинается. А ты без сил, и еще лицо уставшее. Знаешь, наверное, это мой последний самостоятельный проект. Мне важно поработать с хорошей галереей, с профессионалами высокого уровня.

– «LAZARET» – это готовый проект, его можно показать и в другой галерее. В этот раз ты будешь продавать работы или хочешь сохранить цельность?

– Буду продавать, а с другой стороны хочется, чтобы проект попутешествовал. Но, думаю, найду решение. Каждая работа, которую я выпустила в люди, хороша для меня. Даже когда через годы смотрю. Самая большая моя ошибка – переделывание, невозможность остановиться вовремя. Работа должна отстояться перед выставкой; когда ты месяц делаешь работу, ты уже не замечаешь. Поэтому мне нравится отставлять на время, а потом продолжить, если нужно, со свежим взглядом. Никто не знает, но у меня были работы, которые исчезли, когда в погоне за идеальностью я их замылила. 

– А как понимаешь, что завершила картину?

– Когда работа сама говорит: отойди, не трогай.

 

– Я долго рассматривала твою работу «Меціна», ни одно фото не передаст ее глубину.

– Спасибо. Такая же картина находится сейчас в Украине. Мне ее не смогли передать, потому что она была в два раза больше. Я выбрала розовый цвет, потому что это цвет невинности, молодости. А по центру большой шрам, как отметина жизни, показывающая, что тело уже не цельное. Даже по своему телу я замечаю, что со временем на нем становится больше «артефактов». Зрители говорят, что, раз нитки торчат, значит, швы еще не сняли, значит, история еще не зажившая. Девушка одна написала в инстаграм: «Шрамы более устойчивые, они прочнее, чем тонкая кожа». Я чувствую, что еще не завершила эту историю. Знаю, что еще вернусь к этому проекту – чтобы перейти к более серьезным травмам, к процессу заживления, к ампутации.

– Ты очень детально готовишь выставку: перекрашиваешь стены, привезла свой свет, крепления, Жбанков текст написал, Эмиль Зенько – музыку. У проекта даже запах будет.

– Да, есть ощущение, как должно быть, и я просто к этому иду. Если нет возможности сделать как хочу, лучше не делать. Сейчас все выживают как могут, и я вижу, что многие проекты делаются просто ради галочки, не важно, как оно прошло, будет написано: «выставка была в Варшаве». И никто не знает, как прошла выставка, фотки вообще не похожи на то, что было на самом деле. Количество персональных выставок заменяет качество. Иногда я только через время понимаю, что нельзя соглашаться на меньшее. Даже на примере текстов к выставке: я, когда экспликацию верстала, целый день над этими сидела, хотя работы много другой, потом искала материал, чтобы был именно картон, не пластик.

 

«Если нет возможности сделать как хочу, лучше не делать»

 

– Ты же до конца не знала, какой текст Жбанков напишет, это было его видение, ощущение от проекта, твоих работ. Когда ты получила текст, он совпал с твоими ощущениями?

– Совпал, но было три слова, которые я попросила убрать. Не скажу какие. Мне показалось, что это не то, не про меня, но я не знала, как ему об этом написать, даже руки тряслись. Жбанков – единственный человек, чей совет мне хотелось бы получить, поэтому мне не было страшно за текст.

Я считаю, если готовишь проект, надо готовить идеально, чтобы самой кайфовать. Получать то, что хочешь, и не соглашаться на меньшее. Двигаться согласно внутренним ощущениям эстетики.

Моя задача одна: создать атмосферу и не соглашаться на меньшее. Вот человек думает: «Мне нужны штаны, но нет денег на то, что я хочу, куплю пока эти». И всё начинает рушиться от такой мелочи. Лучше старое, чем не то. Вот сейчас ищу помаду с такой краснотой оранжево-кирпичной и думаю: сколько нужно еще времени? Найти свой оттенок красного, свою сложность. Думаю: «Тебе еще сколько надо?» Сколько надо, столько и будет! Мы его найдем! И так во всём, ты ощущаешь через это тонкость жизни. Это путь к ее пониманию. 

Дизайнерские вещи стоят своих денег. Чувствуешь звонкость мысли чужого человека: он же над этой вещью поработал! С картиной то же самое: смотришь на нее и чувствуешь интеллектуальную работу, которая проделана. Не просто так эти дизайнеры стали знаменитыми, не просто так эти вещи столько стоят. Моя задача после выставки – посвятить себя насмотренности, ходить в польские театры, приобретать, набираться знаний, ощущений.

– Прислушиваться к миру, присматриваться.

– Да, понимать, чувствовать, быть внимательными к миру. 

 

 

После открытия

– Поздравляю с открытием. Казалось, что пришла вся Варшава. Всё-таки кайфуешь?

– Я про количество людей не думала, хотя подпитку получила. Еще я поняла, насколько важен навык смол-тока. Так как я работаю из дома, мало общаюсь с людьми, поэтому этот социальный скил у меня еще не до конца освоен.

Оказывается, очень интересно послушать людей. Один человек настоял: «Пойдемте подойдем к работе, я расскажу, что я думаю». Люди объединяются на открытии, все улыбаются, подходят общаться друг к другу, знакомятся. Всё-таки человеческий капитал важен. Помню, в интервью «еще не познер» Николай Комягин [вокалист Shortparis. – прим. ред.] рассказывал об ощущении цельности, общности на концертах. А Солодников Комягину говорит: «Но ведь в наушниках больше экспириенса!» На этом моменте я выключила, заминусовала: ты, чувак, не понимаешь чувство общности. Если вы собрались вместе, вы об одном чувствуете. У пришедших на выставку 100% есть много общего. Создать повод для прихода – на втором месте после реализации идеи, после работ.

Для меня важна чистота. Внешняя, внутренняя. Вот я сегодня шла на выставку, подняла все бычки, весь мусор по дороге. Нужно создавать условия. Какими бы классными работы ни были, ты их не можешь выставить на заборе. Ну, я не могу. Пространство для меня очень важно. 

 

Фото открытия выставки: Таня Капитонова