34mag

Илья Азар: большое интервью

24.05.2017
Автор: krushinka
14914

В начале декабря 2016 года интернет-издание Meduza опубликовало репортаж Ильи Азара о том, как сотни чеченцев пытаются убежать в Европу через Брест. В середине того же месяца журналист покинул редакцию, с которой сотрудничал почти 7 лет, начиная с проекта Lenta.ru, не сработавшись с начальником отдела специальных корреспондентов Александром Горбачевым. В мае Азар вновь оказался в Минске (на этот раз уже будучи корреспондентом «Новой газеты»), чтобы получить приз международного журналистского конкурса Belarus in Focus 2016 и принять участие в воркшопе. Мы расспросили у журналиста, почему россияне не кликают на темы про Беларусь, существуют ли беспристрастные медиа и не скучает ли он по «Медузе».

Политика

– На воркшопе ты говорил, что сложно продвинуть в редакции российского СМИ тему про Беларусь, люди не кликают. Как думаешь, с чем это связано?

– Людей в России не интересуют темы из Беларуси, впрочем, как их не интересуют темы из Таджикистана, Кыргызстана, Армении, Азербайджана. Что, в общем, логично, и даже правильно. Людей должны интересовать темы собственной страны.

В нашей стране, к сожалению, власти как раз навязывают населению интерес к другим странам. Если включить политические ток-шоу на наших федеральных каналах, то там последние три года ежедневно обсуждают Украину, причем, даже не войну, а любые скандальные высказывания, каждый дебильный закон. Такие же дебильные российские законы подобного рода не обсуждаются. Идеальный пример: освещение нашими ТВ блокировки социальных сетей в Украине. Если включить того же Соловьева, то обсуждают только Украину, Сирию, Америку, Францию, ну и либералов ругают.

Людей всегда интересуют теракты, революции, катастрофы, и про это будут читать, в какой бы стране это ни произошло. А зачем человеку из России читать про социалку из Беларуси. Или тем более про политику, которой у вас нет? В Беларуси, скажем честно, вообще не очень много всего интересного происходит. Но с другой стороны, может это и к лучшему?

– Когда у Белковского [политолога, ведущего программы на «Дожде». – 34mag.] спросили, как российские интеллектуальные элиты относятся к Беларуси, он ответил, что примерно как к Воронежской области. Когда граждане России приезжают сюда на майские праздники, то пытаются рассчитываться русскими рублями. Как, по-твоему, все же воспринимают россияне Беларусь?

– Думаю, рублями люди пытаются рассчитываться просто потому, что валюта называется так же. Не каждый человек, особенно из глубинки, в курсе, что тут не зайчик, а рубль, да еще и свой собственный рубль.

Мне кажется, что все россияне знают про Лукашенко. Моя бабушка очень его любит, хотя в последнее время немного меньше, так как слышала, что у него начался период заигрывания с Западом и форса в отношении России. Но она знает, что в Беларуси живут хорошо, все чисто, все трудятся, такой социализм с человеческим лицом, как в позднем Советском Союзе.

Имперский шовинизм, конечно, свойственен россиянам из-за ее истории, что мы воочию наблюдаем по отношению к Украине. Поэтому думаю, что в подобной ситуации, не дай бог, с Беларусью, будет схожая ситуация.

– Тебе кажется, такой поворот может иметь место?

– Это такое клише, но ведь еще за неделю до появления «зеленых человечков» в Крыму, никто не мог такого предположить. Даже, наверное, Белковский. Для Путина как политика, как российского президента – это было логичное решение, он обеспечил себе небывалый рост рейтинга и квазипатриотизма. Но мало кто мог представить, что он пойдет на это.

Поэтому, если завтра заберут Витебскую область, то постфактум все в России скажут: «Ну а что, логично», хотя любят беларусов и Батьку. Но, в отличие от Крыма, Витебская область просто не нужна России. По этой логике, Путин давно забрал бы уже и Донбасс, но, разрушенный, он вообще сейчас никому не нужен. Крым – здравница, вино и пляжи – и то очень серьезно ударил по бюджету, я уж не говорю про последовавшие санкции. А тянуть на себе беларусов, платить им пенсии – кому это надо? Россия – не самое богатое государство, в основном, правда, потому, что в ней все разворовывается.

Журналистика

– Возвращаясь к медиа, должны ли СМИ все-таки образовывать?

– Должны ли СМИ следовать за интересами аудитории, которые легко просчитываются анализом статистики, либо они должны сами формировать культурный уровень, просвещать население? Априори – да, но нужен, наверное, баланс. Наше телевидение идет по первому пути, но мы не можем быть уверены, что аудитория, и правда, хочет смотреть про Украину и про убийства. А может, и хочет. После 2014 года я уже не знаю, что и думать про россиян. Образовывать и просвещать надо, но для того, чтобы сделать читаемую историю не по новостной повестке, нужно очень постараться.

– Ты как-то осмысливал для себя феномен постправды [слово 2016 года по версии Оксфордского словаря. – 34mag.] и роль журналистики в нем?

– Постправда – это же просто хитрый синоним лжи? В Советском Союзе были издания «Правда» и «Известия», в первом не было известий, во втором – правды. Эти газеты делали то же самое, что сейчас делают федеральные телеканалы – врут, там много пропаганды, о многом они не сообщают. Я иногда в самолете листаю «Российскую газету», официальный орган правительства, и там только о хорошем и о международной политике. Или о проблемах классических «громоотводов» – образования и здравоохранения.

Есть пласт нормальных СМИ, которые с трудом существуют. Как нормальному СМИ не скатиться в контрпропаганду и нужно ли это делать? Чтобы тебе доверяли все люди, а не только согласные с твоей пристрастной позицией, надо стремиться к объективности, и мне кажется, даже в России многим медиа это удается.

«Любое СМИ и любой журналист в частности обязаны быть оппозиционными власти»

Другое дело, что любое СМИ и любой журналист в частности обязаны быть оппозиционными власти. Миссия журналистики – рассказывать о проблемах в обществе, в государстве и во власти. Потому что о своих успехах власть расскажет сама. А о проблемах и недостатках должна рассказывать журналистика, чтобы в идеальной ситуации ее слышала власть и исправляла эти недостатки, на которые ей указали СМИ. К сожалению, в наших странах, не только в России, это так не работает.

Сам я не занимаюсь расследованиями, потому что, во-первых, это скучно, а во-вторых, это просто ни к чему не приводит. Это в Европе принято, что чиновник уходит в отставку, если журналисты нарыли на них что-то недостойное. У нас это невозможно.

– А тебя устраивает такое положение журналистики? Какова твоя мотивация?

– Это причина моей постоянной фрустрации. Даже не хочется об этом говорить. Я не то чтобы чувствую, что журналистика – мое призвание, но так сложилась жизнь, что я ей занимаюсь. Кому-то кажется, что у меня неплохо выходит. Я с этим не согласен, и всегда это оспариваю. Занимаюсь этим, потому что пошел по легкому пути, как политолог по образованию ничего не умею, поэтому не могу заняться каким-нибудь по-настоящему полезным делом.

Хотя чего скрывать, при прочих равных журналистика – это все-таки приятная профессия: знакомишься и общаешься с разными людьми, ездишь в необычные места. Но текст всегда дается с такой болью и трудом, что каждый раз думаешь, может быть, это не твое, и зачем этим вообще заниматься, если столько страданий приносит. Я, правда, чувствую, что страдают все журналисты, и может, это и нормально. Я часто думаю об этом.

Если говорить о миссии журналистики, то расследователи, даже если их тексты не приводят к результату, все равно могут себя успокаивать, что сделали все, что могли, вывели на чистую воду коррупционеров. Или наоборот, есть у меня друг Антон Наумлюк [внештатный корреспондент российской службы «Радио Свобода». – 34mag.], который занимается журналистикой, смежной с правозащитой. Он ездит в Крым и пишет о проблемах крымских татар, украинских заключенных, чем не занимается, в принципе, больше никто. Он делает очень важную подвижническую работу и тоже может успокаивать себя тем, что помогает людям.

В этом смысле фраза, что я пишу интересные читателям истории, звучит жалко, да и не очень понятно, получается ли это вообще.

– Ты, наверное, тоже мог бы заняться чем-то подобным, каким-то активизмом…

– Журналистика должна рассказывать о проблеме, но сама решать проблему журналистика не должна. Когда журналисты ездят на Донбасс и начинают заниматься параллельно гуманитаркой, пытаются помочь людям, правильно ли это? По идее журналист должен оставаться нейтральным, не брать в руки оружие и в принципе избегать лишнего вовлечения в конфликт. Но должен ли журналист помочь раненому человеку? Я понимаю, что журналист как человек обязан помочь раненому местному жителю. Но если лежит боевик ДНР – должен ли он ему помогать? Если поможешь боевику ДНР или украинскому солдату, то ты де-факто сам стал участником конфликта. Вопросы журналистской этики нужно обсуждать.

«Журналист как человек обязан помочь раненому местному жителю. А если лежит боевик ДНР – должен ли он ему помогать?»

Мне кажется, что журналистика – это журналистика, правозащита – это правозащита. Это просто другая работа, и нужно тогда себя называть правозащитником и продолжать писать тексты, но уже с этой позиции не претендуя на объективность и неангажированность, чему должен следовать журналист.

– То есть для тебя процесс составления слов в тексты удовольствия не приносит?

– Если бы это получалось хорошо, то приносило бы. Но не все получается так, как мне хотелось бы. Из-за этого я периодически переживаю. Точнее почти всегда. Например, прямо сейчас.

Рига–Москва

– Когда ты говоришь про «Медузу», ты все время оговариваешься «у нас, в “Медузе”». Есть ли у тебя какая-то травма все еще в связи с тем, что пришлось оттуда уйти?

– Я не назвал бы это травмой. Просто с этими людьми я проработал семь лет, поэтому на автомате иногда выскакивает. Это нормально, что не сразу перестраиваешься, но это не значит, что я мечтаю туда вернуться.

«Журналистика – вообще не та профессия, которой надо учить»

Было сложновато, что редакция находилась в Риге, а корреспонденты работали в Москве. Я чувствовал себя как фрилансер, но со всеми обязательствами штатного сотрудника. Невозможно сходить с начальством и коллегами в курилку, поэтому все планы, перспективы, фейсы, шутки, все что происходит, проходит мимо тебя.

– А в Ригу с собой не звали?

– Изначально, когда только планировался переезд, то предлагали из соображений безопасности. Мне и тогда эти опасения казались преувеличенными. А в рабочем смысле переезжать в Ригу человеку, который должен ездить в командировки, глупо, потому что из Москвы намного проще улететь в разные стремные уголки России. Да и вообще я не хотел в Ригу переезжать, потому что Рига – это деревня даже в большей степени, чем Минск.

– А какие у тебя отношения с Москвой?

– Я в Москве родился. Не могу сказать, что я фанат Москвы, и пользуюсь любой возможностью уехать в другое место. Но и вернуться всегда приятно. Москва – удобный город, тут много театров, концертов, кинотеатров, ресторанов. Мегаполис! Правда, удобства жизни каждый год последовательно портят. Раньше можно было в магазинах круглосуточно купить алкоголь, курить в ресторанах, купить воды или сигарет в киоске на каждом углу – теперь ничего этого сделать нельзя. Живешь в строгости, как будто в Европе, только вокруг не первый, а третий Рим, кладут плитку на всех улицах сразу и сносят хрущевки.

Личное

– У журналистов бывают проблемы с организацией своего времени. Как ты с этим справляешься, работаешь ли по ночам?

– Когда я был моложе, то писал ночами, даже если перед этим выпил. Сейчас уже не могу ночью работать. Даже можно и не пить, а все равно хочется спать. Проще поставить будильник на 5-6 утра и работать в утренней тишине. Наверное, это старость. Ведь и пенсия уже не за горами.

– А как ты отдыхаешь?

– Путешествую. В последнее время стал театралом. Раньше ходил в бары, потом женился, и хожу в театры. Старею, наверное! Похоже, после 30-и этим можно все процессы и события в жизни объяснять.

– Расскажи из чего состоит твоя медийная лента? Как ты потребляешь новости?

– Из русских СМИ большие тексты читаю в «Медузе» и в «Новой газете», новости, по-прежнему, в «Газете.ру». У них больше новостей, чем в той же «Медузе», но при этом они и сделаны менее качественно. Отдельные классные тексты читаю на «Снобе», «Таких делах», «Медиазоне», «Секрете Фирмы», смотрю некоторые репортажи и интервью «Дождя». Если завтракаю в кофейне, то читаю газету «РБК», которая там бесплатно лежит.

Но, честно говоря, коллег я читаю мало. Стараюсь больше книгам времени уделять. Мне достаточно увидеть тему и автора, чтобы похвалить его в душе и там же люто позавидовать, что это не я придумал или не успел реализовать. После этого так расстраиваешься, что и читать уже не хочется.

«При прочих равных это все-таки приятная профессия – командировки, знакомишься и общаешься с разными людьми, ездишь куда-то»

Это смешно, но на то, чтобы прочитать текст больше 20 тысяч знаков, у меня не хватает сил, хотя сам я пишу огромные простыни. Мне люди теперь специально говорят, что дочитали мои тексты до конца. Возможно, врут, в рамках этой вашей постправды. Недавно вышел мой текст про нацболов на 50 тысяч знаков, и потом на светском рауте, журналистском таком, ко мне каждый подходил, с уважением тряс руку и говорил: «Читал твой текст, внушает». Как будто я книгу написал. И каждый второй еще добавлял, что дочитал до конца. С таким видом, как будто я его должен похвалить.

Я не очень люблю американскую и британскую журналистику. Наверное, я просто туповат, но тем не менее. Не помню текста на английском языке, который бы мне понравился в последнее время. И наоборот, были тексты, которые меня просто взбесили. Вот, например, я как-то сидел в Одессе, неделю договаривался об интервью с Саакашвили. Пресс-служба меня постоянно отфутболивала: может, завтра, может, послезавтра. А параллельно там находился мой приятель, английский журналист, который занимался тем же самым. В итоге Саакашвили нашел время на одно интервью и выбрал моего приятеля. Результатом я был крайне взбешен. Ясно, что иностранным журналистам нужно рассказывать про Россию и Украину читателю, который в этом ничего не понимает. Нужно все разжевывать, убирать местные детали, которые русский читатель сам поймет, а английскому столько надо объяснить, что легче выкинуть. Поэтому там все было по верхам, и я взбесился, потому что я бы точно сделал интереснее.

– Неужели не бывает приятно, когда люди признаются, что дочитали тексты, или даже хвалят?

– Бывает, конечно. Но если ты сам недоволен текстом, то похвалу воспринимаешь как насмешку. Это как, если ты знаешь, что у тебя кривые зубы, огромное родимое пятно на пол-лица, а к тебе подходят и говорят: «Ты такой красивый». То же самое, если ты написал говеный текст, а тебе говорят: «Отличный текст, Илья». Но ты же сам понимаешь, что он не отличный.

«Имперский шовинизм свойственен россиянам из-за истории, что мы воочию наблюдаем по отношению к Украине»

Возможно, и бывают редкие случаи, когда я текстом более-менее доволен, но тогда наверняка его никто не хвалит, по закону подлости.

– Ты преподаешь кому-то?

– Нет. Меня часто просят читать лекции, но я стараюсь от этого отказаться – если приглашают не какого-нибудь другого города, где я никогда или давно не был, потому что мне не кажется, что имею право кому-то что-то преподавать. Может быть, ближе к пенсии, а пока что я и сам еще не все узнал, что хотел. Просто есть люди, которые испытывают нездоровое желание – учить молодых. Я не из таких.

Журналистика – вообще не та профессия, которой надо учить. Я вот на журфаке не учился и на лекции к журналистам не ходил. Самое сложное из-за сжавшегося рынка — получить работу. А если получил, то учиться легко и быстро на практике. Научить писать человека вообще невозможно. Как правильно добывать фактуру, использовать ее, правильно сделать текст по формату конкретного СМИ научит редактор. Чем тут поможет курс лекций, когда у каждого свой путь, я не совсем понимаю. Все равно научить человека писать текст или набирать телефонный номер я не смогу.

– Можно ли в России прокормиться журналистикой? Ты не бедствуешь?

– Ты исходишь из того, что я сюда приехал на Uber и заказал коктейль за 12 рублей?

«Когда я был моложе, то писал ночами, даже если перед этим выпил»

– Из того что ты много путешествуешь. Ты же не автостопом ездишь.

– Я езжу не автостопом, конечно, но вообще путешествия – это не самое затратное дело. В Москве жить подороже.

Не секрет, что журналистика не очень прибыльная профессия. Потолок, через который просто не перепрыгнешь никогда, как в хрущевке. Поскольку я давно в профессии и чего-то там случайным образом добился, то у меня не самая низкая зарплата, конечно. Но машины и собственной квартиры у меня нет. Раньше все деньги уходили на алкоголь и путешествия, а теперь все уходит на путешествия и театр.

Была, кстати, смешная история, когда я делал материал про лучшего футболиста России Федора Смолова для GQ, и в тексте был наш диалог про зарплаты. Не стыдно получать миллионы евро за игру в футбол, спрашивал я Смолова, когда мы, журналисты, приносим намного больше пользы обществу, а получаем 80 тысяч российских рублей в месяц. Из этого сайт «Спортс.ру» сделал новость. Под ней были сотни комментариев, и 90% читателей с возмущением отзывались именно о зарплате журналистов, типа «Да этим мерзким писакам и 10 тысяч в месяц мало, а Федя – молодец!».