Где работают беларусские философы?

 Лина Медведева 

переводчица книги «После конечности. Эссе о необходимости контингентности» Квентина Мейясу, в прошлом аспирантка по философии в Академии наук, координаторка кинофестиваля Сinema Perpetuum Mobile

 – Зачем изучать философию? 

– В Западной Европе философское образование получают люди с политическими или какими-то другими амбициями. Там есть тенденция включать философию в общественную жизнь. Очевидный пример – новый президент Франции Эммануэль Макрон, который работал несколько лет помощником философа Поля Рикера. Такое образование – фундамент, который помогает разобраться в любой проблеме и интегрироваться в общество, чтобы дать ответ на социальные, государственные или политические вызовы.

С другой стороны, философия – специальность для золотой молодежи. Чтобы управлять людьми, достаточно прочитать Аристотеля и Платона. Не нужно знать многое, чтобы быть министром. В первую очередь нужны связи. Например, престижные университеты Америки имеют традицию студенческих братств и клубов, где человек завязывает знакомства с людьми, которые станут банкирами, депутатами или юристами. Пока вы учитесь, формируются будущие политические элиты. Через много лет ты можешь вспомнить кучу влиятельных людей, с которыми играл(-а) вместе в теннис.

 – В чем особенность философского образования в Беларуси? 

– У нас делают упор на методологию науки, а фактически на преподавательскую деятельность. Готовят только для того, чтобы читать лекции, но не переводчиков, исследователей, политических или социальных деятелей.

Вадим Францевич Гигин совмещает роль декана на факультете философии в главном университете страны с работой ведущим пропагандистских телевизионных программ на ОНТ. Это Владимир Соловьев и Дмитрий Киселев местного разлива. Совпадение? Не думаю.

Я верю, что бытие определяет сознание. И беларусские философы начнут принимать участие в общественной жизни, когда появится резкое разделение имущества и политической жизни. Чтобы в этом лучше разобраться, я решила пойти работать в Национальную академию наук как аспирантка.

 – По каким магическим законам существует Академия наук? 

– Как и везде в стране. Например, из-за недостаточного государственного финансирования Академии нужно было самой заработать деньги на премии для сотрудников. Этим философы и занимались: делали каталоги для птицефабрики имени Крупской. Писали тексты про куриные яйца, делали картинки и верстали. Другой проект – каталог для «Керамина», где надо было описывать плитки, унитазы и кирпичи.

«Философия – специальность для золотой молодежи»

Я написала диплом по Алену Бадью и пришла в Академию наук, чтобы и дальше заниматься этой темой. Курсовые по Бадью я писала десять лет назад, и тогда про него никто не знал. В Академии наук о нем тоже не знали. Научным руководителем мне посоветовали женщину, которая занималась Жан-Полем Сартром. Логика была такая: твой философ – француз, ее философ – француз: вы подходите друг другу.

Когда я уходила из Академии, больше всего запомнила конференцию для посольства Ирана под названием «Женщина в современном обществе».

 – Расскажи, как сочетается наука и мусульманское представление о женщине. 

– У них есть свои планы на десять конференций в год и представления о том, как продвигать мусульманскую идеологию. Они думают: «Мы сотрудничаем с Беларусью, и если мы проведем конференцию о женщинах в современном обществе, то расскажем беларусам, что такое женщина».

На конференцию вписывают «мертвые души» философов Ирана и Беларуси. Присылают традиционалистские статьи, где рассказывают о том, какое положение должна занимать женщина в современном обществе. Люди из Академии наук зачитывают статьи. Составляют сборник. Конференция отыграна. Посольство платит деньги Академии наук за аренду помещения. У Иранского посольства появляются научные публикации. Все довольны. Сборник распространяют по библиотекам.

 – А что на самом деле происходит на конференции?? 

– Три сотрудника Академии приходят что-то рассказать. Остальным десяти участникам с иранскими фамилиями не удалось прилететь.

 – Философия сегодня и облик женщины в контексте исламского фундаментализма. Это какой-то апогей.  

– Мало кто может оценить этот размах. Во многом из-за того, что никто не читает эти сборники. Мне повезло, потому что на моей кафедре был такой человек. Это один из самых изысканных троллей, которых мне удалось повстречать. Возможно, он даже лучший среди тех, кто говорит на русском языке.

Например, в сборник о женщинах в современном обществе он написал статью «Золотое сечение в женских половых органах». Он не стремится к известности и занимается искусством ради искусства. Но я его очень уважаю. Это пожилой человек с докторской степенью по философии. Его тема – гармония. Ты можешь представить себе человека, который пишет о гармонии?

« Этим философы и занимались: делали каталоги для птицефабрики имени Крупской, писали тексты про куриные яйца и верстали»

О нем ходила история, как в 90-х он защитил докторскую степень в одно лицо, потому что не было рецензентов и советов. Кроме него в Беларуси никто не разбирался в гармонических системах Пифагора. В Институт философии пришел запрос на экспертную оценку докторской диссертации по гармонии. А он был единственным сотрудником, который мог сделать такую экспертную оценку.

  – Ты перевела книгу «После конечности. Эссе о необходимости контингентности» Квентина Мейясу». Можешь рассказать, о чём эта книга в двух словах?  

– Она критикует научно-популярные концепции, потому что они упрощают настоящие сведения о реальности. К примеру, если вы прочитали в какой-то книге, что согласно теории струн есть множество реальностей, и в одной из этих реальностей вы можете сейчас сидеть и пить кока-колу, то это неправильное изложение. Такие метафоры не работают. У Мейясу есть критика общих религиозных представлений и материалистических. Это разработка в области философии, научно-методологический подход, который может понять каждый студент и распространить на своё поле деятельности в виде физики, химии или биологии.

 – В каком положении сейчас находится современная философия? 

– Весь 20 век ознаменован лингвистическим поворотом. Все говорили про язык и что он определяет то, что мы делаем. После введения практики «деконструкции» оказалось, что эти теоретические схемы нельзя использовать бесконечно и что у деконструкции есть предел. Так начался онтологический поворот, то есть возвращение от языка к бытию. Все стали пытаться ответить, как связан язык, бытие и сознание. К примеру, какой-нибудь Латур говорит о гибридных реальностях, где часть может быть окутана языком, а часть является чем-то настоящим. Я шучу, слово «настоящее» нельзя использовать.

 – Как чувствует себя философ на рынке труда? 

– После философского факультета человек может легко разобраться в достаточно сложных вещах. Например, когда я занималась темой математики Алена Бадью, мне пришлось работать с математическими статьями. Я смогла разобраться с нуля в доказательстве теории множеств без дополнительного изучения математики. Но это, конечно, не математическое знание, а философское.

Если ты прочитал(-а) основные труды Шеллинга и что-то в них понял, то ты сможешь понять что угодно, но работодателю этот универсализм доказать непросто. Работодателю не нужны твои сверхспособности, ему нужен опыт работы. После того, как меня отчислили за неуспеваемость из Академии наук, я работала в Литературном музее Петруся Бровки, в Музее истории беларусского кино. Я координировала фестиваль короткометражного кино Cinema Perpetuum Mobile, переводила философские статьи и книги. Сейчас перевожу книгу «Философии природы после Шеллинга».

 Руслан 

выпускник философского факультета, работает охранником в ночном клубе Московской области

(имя изменено по просьбе героя)

 – Ты хотел преподавать философию в БГУ, но работаешь охранником в ночном клубе в Подмосковье. Как так вышло? 

– Понадобились деньги. Если бы нашим лекторам платили, как в Западной Европе, то все могло бы сложиться по-другому.

 – Расскажи, каково для тебя попасть в этот мир?  

– Если говорить о клубах и ресторанах, то самое время вспомнить культуролога Ги Дебора: «Спектакль – это стадия, на которой товару уже удалось добиться полной оккупации общественной жизни».

В ночном клубе абсолютно все становится товаром: официанты, администраторы, диджеи, уборщики, посетители – даже если это олигархи из «Роснефти». Охрана в ночном клубе – это, по сути, питбули, то есть тот же товар. Единственное отличие охранника от остального персонала в том, что охрана – не клоуны. Если остальной персонал в Москве зарабатывает деньги лицемерием или лизанием жопы богатого клиента, то охрана разводит их на деньги: отжимает, требует или ворует. Но это приходит с опытом.

Можно хоть пять раз выводить человека из клуба и требовать оплату за повторный вход. Ты можешь предъявить за внешний вид на фейс-контроле, за поведение в зале, за секс в туалете и так далее. Богатые клиенты в клубах оставляют до пяти тысяч долларов. Остальные хотят иметь символическую причастность к такому образу жизни и тратят последнее, что у них есть.

 «Ночной клуб – наиболее полное выражение культурной логики позднего капитализма»

Так или иначе все опосредовано философией Маркса, его товарным фетишизмом и товарно-денежными отношениями, которые интегрированы в сферу символического. Люди пытаются компенсировать экономическую и символическую нехватку благ, находятся в перманентном неврозе, как его понимали фрейдо-марксисты. Охранник с опытом получает примерно как специалист в IT.

 – Неужели как программист? 

– Я много где работал и знаю, сколько платят, например, в журналистике. В охрану я пошел не просто так. За полчаса работы я получаю больше чаевых, чем официанты за день. Когда я возвращаюсь в Минск, то будто в санаторий попадаю.

Недавно я устроил знакомого официантом. У наших официантов чаевые бывают $ 200-300 за смену. Жалею, что не пошел в охрану раньше. Сейчас закинул бы деньги на депозит или в криптовалюту и читал бы в университете лекции по философии для себя. Мне все-таки уже 27 лет, а я разбираюсь с пьяным быдлом.

 – Бывают неадекваты, которые лезут через тебя в клуб? 

– Конечно, бывают, но это самые платежеспособные люди. Быдло, неадекваты, пьяные – это все наша целевая аудитория. Чем неадекватнее человек, тем больше денег он может заплатить. Хуже всего средний класс: они не увлекаются алкоголем и ведут себя скромно. Возможностей и желания развести их на деньги нет.

 – Что общего у философии и работе охранником в ночном клубе? Как ты нашел эти точки соприкосновения в своей жизни? 

– Ночной клуб – наиболее полное выражение культурной логики позднего капитализма, концепций товарного фетишизма, симулякров, симуляции, транссексуальности, самоотчуждения, гендерной дискриминации, бартовского мифа, пастиша, шизофрении Джеймисона и так далее.

Это отличное поле для прикладных исследований какого-нибудь юного гуманитария, который увлекается Бодрийяром, Бартом, Жижеком. Точек соприкосновения я не искал. Работать в Минске педагогом или журналистом за триста или шестьсот рублей не хочу. Нужны были деньги и рынок труда так «порешал» – сел на поезд в Москву.

 – Что думаешь о современном беларусском обществе? 

– Как сказал один беларусский политолог: «У нас есть два народа: мы и Дрозды». Это можно наблюдать во многих сферах жизни. Сейчас беларусское общество представляет собой бюрократический неопатримониализм. Для него характерны государственно-бюрократическая монополизация во всех сферах общества, полупринудительная централизация, значительная роль силовых структур, авторитаризм. Можно наблюдать курс на неолиберализацию, и это неправильно.

 – Какие особенности беларусского философского образования? 

– Многое из того, что составляет современный философский дискурс, не изучается и даже не рассматривается. В лучшем случае один из неравнодушных энтузиастов-преподавателей в неформальном общении со студентами затрагивает вопросы дискурс-анализа или ориентализма.

«Философский факультет забит заслуженными пенсионерами и семейными кланами»

Если в советские годы на философских кафедрах существовала диктатура марксизма-ленинизма, то сейчас это диктатура личных симпатий руководящего состава кафедры. Философский факультет забит заслуженными пенсионерами и семейными кланами.

 – Зачем изучать философию? 

– Процитирую Этьена Балибара: «Голова человеческой эмансипации – философия». Питать иллюзий по поводу философского образования в Беларуси не стоит. Если очень хочется, то советую покопаться в интернете. Сегодня на Youtube уйма тематических каналов.

 Олег 

выпускник философского факультета, занимается продажей меда собственного производства

 – Как в обществе относятся к философии? 

– Предвзято.

 – В каком смысле? 

– На философию часто ссылаются в повседневной болтовне. То есть, философию часто упоминают, даже берут на себя наглость говорить от ее имени, но при этом абсолютно с ней не знакомы.

 – То есть обыкновенный человек вряд ли представляет себе, что такое настоящая философия? 

– Да.

 – Ты не жалеешь, что поступил на философский? 

– Нет. Могу сказать, что всякий, кто действительно вникал в философию, никогда от нее не отказывался и не жалел, что поступил на эту специальность.

 – В чем особенность обучения в БГУ? 

– Далеко не все преподаватели на кафедрах «болеют» философией. Многие просто отсиживают часы без минимальной страсти к предмету. Если бы я стал деканом, то уволил бы большую часть преподавателей. На ФФСН (факультете философии и социальных наук) можно получить бесценный опыт общения с действительно неформальными людьми. Этого остро не хватает после выпуска.

 – Но что тебя изначально привлекало в философии? 

– Большое сходство философии с искусством, как представлением уже известного, но неизвестного до этого образом. Радикализация мысли приводит к радикализации чувства. Это можно было бы назвать страстью к подробностям в том и в другом.

«Гегель лучше подходит для подготовленных»

Громадная и незаменимая функция философии – в обострении и внимании, которое лишает безразличия и равнодушия. Это позволяет говорить об этичности как о философичности.

 – То есть, ты считаешь, что общественная этика может развиваться благодаря философии? 

– Да. При этом речь идет не о какой-то законченной идеологии наподобие марксизма или либерализма, а, скорее, о некоторой творческой этике. То есть я не указываю пальцем на какого-либо философа и не говорю, что это все – что нам просто достаточно двигаться в некотором направлении. Скорее, я говорю о том, что философия всегда находит что-то еще там, где другие больше ничего не видят.

Отсутствие незыблемых аксиом для теоретизирования позволяет раскрывать и переживать наш опыт множественно, выдвигать новые проблемы и предлагать новые решения. Каким нам показал человека Маркс, Достоевский в «Братьях Карамазовых» или «Бесах», как тонко чувствовал Бердяев объективность и как пытался соотнести себя со своим телом Габриэль Марсель? Что это, если не попытки указать на большее, что в нас есть, и тем самым не призвать к более гуманному отношению?

 – Что тебе сейчас интересно из всего обилия философских течений? 

– Если говорить о направлениях, то мне интересна русская философия с ее пафосом антисциентизма, критикой материализма и переходом от социализма к религиозному идеализму. В русской философии Серебряного века вижу большой потенциал, а именно новую реформацию христианства. Кроме того, мне близок Хайдеггер, Сартр, Делез и, конечно же, Гегель.

 – У философов с Гегелем особая история? 

– Скорее, я имел в виду фундаментальность его языка, он тщательно и систематически выстроил свою онтологию. Мышление Гегеля можно назвать мышлением на пределе возможного. Но и его влияние на последующую философию нельзя переоценить, его мысли стали основанием для становления многих философских школ и направлений.

«Мне всегда была скучна математика, как какой-то один большой калькулятор, где все заранее известно»

 – В общем, если хочешь проверить себя на интеллектуальную прочность, то открывать его? 

– Гегель лучше подходит для подготовленных. Просто так начинать читать его произведения не стоит, иначе будет много злости и нелестных высказываний о нем и о философии в целом.

 – Чем сейчас занимаешься? 

– Занимаюсь пчеловодством. У меня есть своя кочевая пасека. Медосборный сезон уже завершен, и, помимо продаж продуктов пчеловодства, пробую силы в digital-агентстве. Я люблю философию и до сих пор читаю всякого рода тексты и даже пишу сам. Мне всегда была скучна математика, как какой-то один большой калькулятор, где все заранее известно. Этот безразличный фатализм меня утомлял, переживаемая мною действительность никогда не помещалась в набор определенных формул и схем.

Текст і фото by Евгений Суворов