Художник Андрей Бусел: «Если все чахнет – это отстой»

В январе по предписанию МЧС приостановил работу минский культурный хаб Ок16, а у ДФР появились вопросы к «Прасторе КХ» в Бресте – свежую выставку пришлось закрыть, едва ее открыв. В этой связи мы вспомнили осенний арт-ивент, на котором красовался объект, весьма похожий на автозак «МАЗ-Купава», и посетители беспрепятственно в нем фотографировались. Получилась бы такая выставка сегодня? Мы обратились с вопросом к автору – художнику и дизайнеру Андрею Буслу, которого многие знают по проектам арт-группы Hutkasmachnaa. Получился увлекательный разговор о протестном искусстве, помирашках и о том, кто художника обидеть может.

 

О главных экспонатах

– Недавно ты написал в Facebook пост о том, что вы потеряли деньги на проекте на «Улье» и до сих пор ждете милости КГБ. Объясни, что ты имел в виду.  
 
– Мы хотели печатать майки и задействовали «Улей» как ресурс. Сейчас счета «Улья» заблокированы, и некоторым авторам успешно завершенных проектов отдали деньги, а некоторым – нет. Наш краудфандинг шел во время начала предвыборной кампании, мы собирали не так много денег – около 1000 рублей. Собрали сумму и выполнили все обязательства, но наши деньги уже полгода заморожены в банке. Конечно, по нынешним временам это не самая большая проблема, хотя она отражает положение дел в сфере креативного бизнеса.
 
– В сентябре вашу выставку «Вещи без присмотра и подозрительные предметы» в галерее «Арт-Беларусь» посетило более 4 тысяч человек, о ней много писали. Прокатила бы выставка такого формата сейчас?

– Перед началом выставочного проекта людям было вообще не до выставок. Сейчас не знаешь, чего ожидать, но местами продолжается тихая культурная жизнь – и довольно успешно. С другой стороны, власти сейчас закручивают гайки. Многие художники уехали за границу, отсидели свои сутки или находятся под следствием, но зато те, кто раньше был в стороне, начали реагировать на актуальные проблемы. Художественных высказываний становится больше.

В отличие от театра или рок-концертов, галереи и выставки привлекают не так много внимания. Если «черный список музыкантов» – это прямо традиция советских времен, то про «черный список художников» я не слышал.

«Всем понравился милиционер, охраняющий картины, посетители думали, что он часть экспозиции»

– Узнаваемым символом Hutkasmachnaa стали магниты-автозаки, а одной из самых заинстаграмленных работ с выставки стал «автозак из Лего». Был ли страх, что вами заинтересуются власти?

– Страх был в обычном фоновом режиме. Мы планировали сделать выставку еще год назад, так что напрямую с событиями августа она не связана. Все получилось иносказательно. Человек мог увидеть отсылки, если настроил мозг, а если нет – просто пришел на выставку посмотреть на забавные штуковины. У нас не было ярко выраженного протеста. Некоторые люди даже не видели автозак. Они видели машину из кубиков. А если замечали автозак – значит, переходили на другой уровень и открывали для себя проекты с другой стороны.

– Предполагаю, выставка тогда начиналась заново.

– Да, для многих людей главным экспонатом вообще стала дверь в галерее [опечатанная дверь, ведущая в хранилище, где находятся арестованные полотна из корпоративной коллекции Белгазпромбанка. – прим. 34]. Всем понравился милиционер, охраняющий картины, посетители думали, что он часть экспозиции, подходили, задавали вопросы: «А вы настоящий?», «А если настоящий – почему такой добрый?»

 

 

«У Христо инсталляция плавала в Гайд-парке, у нас — в бассейне возле бани с мужиками»

О помирашках

– Протесты повлияли на твое творчество?

– Лично мне не близок термин «протестное искусство». У меня ничего не перещелкнуло в августе или в сентябре – я и до этого знал, в какой стране живу. Государство умеет удивить, но летом наступил апофеоз. Когда мы делали арт-объекты, я понимал, что в этом есть политическая составляющая, но люди, публика, все были настолько на другой волне, что не замечали этого раньше. Когда мы сделали выставку в «Арт-Беларуси», мы поняли, что зрители уже мыслят иначе и иначе воспринимают наши работы.

– Расскажи про «Never A.Г.ain».
 
– Я решил сделать слоган на тему протестов, в качестве примера был «Black Lives Matter». «Never A.Г.ain» родилось из фразы «НіКолi зноў». Я представлял, что все наше политическое устройство идет к тому, что, когда я выйду на пенсию, Коля станет президентом. Мы-то свыклись, но не хочется, чтобы наши дети и внуки жили в этой системе.

Интересно, что куча народа не врубается в английский язык, меня много раз просили перевести надпись и объяснить смысл: «“Невер” мы знаем, а что такое “эгейн”?»

– Раз уж о Коле, то и о шпице: что за прикол с «помирашкой»?

– Была смешная история: мы делали инсталляцию с камышом, устанавливали его на мосту, и от камыша было много пуха. И вот из пуха выбегает маленький комочек – как дух из моста. Мы спросили у хозяйки, что за порода, а она такая: «Это померашка». Я знал, что есть померанские шпицы, а Тарас [Тарас Пащенко, коллега Андрея по проектам арт-группы Hutkasmachnaa. – прим. 34] не понял и решил, что это от слова «помереть», что бедному шпицу недолго осталось. Теперь помирашка – наш талисман. Мы встречаем их каждый раз, когда идем на важное дело. И все нам этих помирашек шлют.

 

 

«Один чувак начал писать, что сейчас идет нерест и нельзя мешать рыбам заниматься сексом»

– Когда и какие проекты вы согласовывали?

– Согласовываем мы там, где не получится притащить, поставить и сбежать. С одной стороны, согласование отталкивает, с другой – ты понимаешь, что результат останется надолго. Рутина компенсируется массовым эффектом. Мы согласовали поезд на Куйбышева [мурал между корпусами завода «Горизонт». – прим. 34], но пришли чуть ли не весной, а закончили в октябре, вот все это время согласовывали. Получилось прикольно.

Есть самая большая скульптура в мире, Христо и Жанна-Клод делали – бочки такие, а у меня оставались нудлы для плавания, и я решил сделать уменьшенную копию. У них инсталляция плавала в Гайд-парке, у нас – в бассейне возле бани с мужиками. Зато я изучил, как устроены скульптуры Христо.

– Согласовать или сделать хулиганскую вылазку? Выбирай.

– Мне нравится и то, и то. Рутинное согласование можно сравнить со спортивными тренировками и выступлением на Олимпиаде: никому не хочется каждый день вставать и бегать. Если у тебя независимое исполнение в духе Бэнкси – ок, супер, но это для небольшого масштаба, цель – за 15 минут донести свой месседж.

Побегав по кабинетам, ты можешь погрузиться в контекст, увидеть, что за люди там работают, и, может, что-то изменишь. Когда мы делали кийшеринг на Комаровке [художники расположили в публичном пространстве палочки для помощи в ходьбе. – прим. 34], мне и в голову не приходило все согласовывать: сложно объяснить, что за бред ты придумал и зачем, – а в итоге там оказались классные люди, они сами эти палочки каждый вечер убирали, чтобы их никто не выкинул, заботились.  

– Насколько быстро палочки разошлись?

– Не быстро. Многие не поняли, что это было скорее высказывание, чем функция. Мы еще делали шеринг веников возле бани, они просто там стояли, но их никто не брал. Есть у людей недоверие. Как зубные щетки или бутерброды раздавать – может, они тебе и нужны, но ты не возьмешь их бесплатно у рандомного прохожего. С палочками то же самое: если ты дедуля, ты не рассчитываешь на такой подгон.

 

 

 

О том, когда художнику обидно

– Нет ли у тебя затаенной обиды на коммунальщиков? Ведь они потенциально могут зачистить вашу историю.
 
– Наоборот, если все чахнет и стареет, остается незамеченным – это отстой. Я долго собирал объявления из деревни, типа «продаются поросята», «куплю кирзовые сапоги, рога оленя, лося...», и передавал друзьям, которые ехали в Австралию или Новую Зеландию, они там их расклеивали. А однажды в Мюнхене я повесил свою коллекцию объявлений, и через час их заклеили афишами, никто не заметил – вот это отстой. А если кто-то оборвет, заберет, унесет – супер.

– А какие штуки воровали? Зеркала?

– Да, их вот забирали. У меня был однажды значок, предупреждающий «Осторожно, крокодил». В маленькую грязную лужу воткнули. Потом табличку утащил сосед.

– По поводу плавающих букв на Minsk Design Week в 2018-м, которые можно было прочитать двояко: Design или Resign. Какая буква там была на самом деле?

– Она была обрезана: какую хочешь, такую и подставляй. Организаторы потом от нас открестились, когда поняли, что им за это может влететь. Буквы поплавали пару дней, а потом один чувак начал писать, что сейчас идет нерест и нельзя мешать рыбам заниматься сексом. Нам дали небольшой штраф, и было даже романтично.
 
– Есть ли у тебя сейчас опасения по поводу своей деятельности?
 
– Я бы сказал, есть опасения по поводу жизни в РБ, но тут я не сделаю никакого открытия. Недавно писал политзаключенным письма, решил написать тем, кого лично знаю, посчитал. Было восемь, стало десять. Это, конечно, заставляет лишний раз подумать.

 

Фото выставки: Максим Шумилин для Chrysalis Mag