Твой (не)дружелюбный сосед. История одного домашнего насилия

  • 07.02.2019
  • Аўтар: 34mag
  • 12184

Мы привыкли, что домашнее насилие – где-то там, за хэштегами в соцсетях, в лекциях активистов и социальной рекламе. Мы читаем #MeToo-страшилки из инстаграма, ужасаемся, сопереживаем и качаем головой: «Это непозволительно – я бы никогда не остался в стороне!» А потом внезапно страшная сказка оживает у тебя на глазах. Вот она, социальная проблема, на расстоянии вытянутой руки. Твой сосед по квартире зверски избивает свою девушку – иди уже и сделай что-нибудь! Вот тут вся твоя бравада резко улетучивается, и ты остаешься наедине с совестью. Моя история была такой.

 

Имена героев изменены, но это не так важно. С домашним насилием ты можешь столкнуться буквально везде: по статистике от 2014 года каждая третья беларуска сталкивалась с ним в своей жизни. В прошлом году в Беларуси почти приняли Закон «О противодействии домашнему насилию» – почитай наш подробный таймлайн о том, почему ничего не вышло.

 

***

– Шлюха е*аная!

Ну, понеслась. Сейчас снова будут орать друг на друга часа полтора, потом полчаса мириться, потом от силы минут пятнадцать трахаться, а после уснут – заученный ритуал. Никогда такого не было, и вот опять. Черт меня дернул вообще переезжать в этот район, в этот дом и в эту квартиру.

– Да завали табло, проститутка, бл*ть!

Наверное, надо кое-что пояснить. Где-то полгода назад я снял комнату в одном не особо благополучном спальнике в многоэтажной панельке с видом на кладбище и ТЭЦ. Назовем этот район Мокрово. Настоящее гетто, созданное для того, чтобы полжизни выбираться из него, а потом полжизни читать рэп про то, как ты из него выбирался.

– Сука, еще раз ты меня перебьешь – получишь леща, отвечаю!

Это мои соседи орут за стенкой – назовем их Виталя и Соня. И сейчас у них… Назовем это «брачные игры». Поначалу я тоже был в шоке, но со временем человек может привыкнуть к чему угодно. И я привык. И к тому, что «шлюха» – это самый приятный комплимент свой девушке со стороны Витали, и к тому, что Соня вроде как не видит в этом ничего такого.

Трезвый Виталя – позитивный парень. Аккуратный, вежливый и обходительный. Пьяный Виталя – карикатура из несмешных анекдотов про «рус-с-с-ского алкаша». Про то, что он считает себя именно «русским алкашом», Виталя как-то рассказал мне в 9 утра, когда заставил пить с ним водку. То, что я был против, потому что не спал всю ночь, Виталю не волновало от слова «совсем». А сопротивление было бесполезно – вы бы видели этот шкаф.

– Как же я тебя ненавижу, мразь!

А вот и «мразь» подъехала – можно вычеркивать. Подобные ссоры у них происходят каждые три-четыре дня, и я уже успел выучить весь лексикон. Интрига состоит только в том, в каком порядке «сука», «мразь» и «шлюха» пойдут сегодня. Пытаться вмешиваться в эту историю я не вижу никакого смысла. Во-первых, есть огромный шанс отхватить «рикошетом». Во-вторых, я уже пытался. Заводил эту тему в мимолетных разговорах с Соней на общей кухне. Все, что я получал в ответ, – заверение в том, что у них «большие чувства» и что «на самом деле он хороший». А «бьет – значит любит» – ну конечно же, кто бы сомневался.

«Интрига состоит только в том, в каком порядке "сука", "мразь" и "шлюха" пойдут сегодня»

Последнее заявление, помню, поставило меня в ступор. Лично я никогда не видел, чтобы сосед бил свою девушку. Иногда из-за стенки доносятся реплики в стиле «Виталик, мне же больно». Но попробуй разбери, где у них там секс, а где – драка. Я искренне надеялся, что это все-таки первый вариант, и Виталик просто хреновый Казанова. Даже специально выстукивал ритм в интервалах между криками, чтобы проверить. Вроде попадает – значит, все-таки трахаются.

Приятель, который снимал здесь комнату до меня, во время нашей пьянки в честь моего заезда предупреждал, что парочка рядом живет не самая сладкая. И даже рассказал историю про то, как однажды Виталя сломал Соне челюсть. Мол, сидит он у себя в комнате, никого не трогает, и вдруг слышит громкий крик и звук падающего тела. Выбегает к ним в зал и видит натюрморт: на полу лежит Соня, лицо в крови, а рядом кругами бегает Виталя, держась за голову. А дальше были менты, скорая – все как положено.

Меня тогда передернуло, но я все равно не особо поверил в эту «балабановщину». Лицо у рассказчика было слишком пьяное и веселое, и я списал все на его специфическое «чернушное» чувство юмора.

– Шкура, иди на трассу, уже полночь, рабочий день начался!

Ну все, вычеркиваем «шкуру» и спать. Скоро они прекратят – обоим завтра на работу к девяти. Эмансипация женщин, самодостаточность, феминизм – походу вся эта хрень создана для центральных районов. В моем же гетто за такие слова могут отмудохать. Обычная такая спальная жизнь, ничего не поделаешь, очень жаль – спокойной ночи.

 

 

«А будь на месте третий сосед – было бы только хуже. Он бы надеялся на меня, я на него, и в итоге быть нам обоим молчаливыми свидетелями мокрухи, а не супергероями»

***

Меня разбудил громкий истошный крик из соседней комнаты. Поначалу я не сообразил, в чем дело – думал, кошмар снится. Взглянул на часы – три утра. Неужели еще не закончили?

– Ты что, совсем совесть потерял, тварь, силой меня взять хочешь?

Так, а вот этого в сценарии не было. Глухой звук удара в лицо. Жуткий в своей натуральности, совсем не такой, как в кино. И снова этот крик. Я даже закрыл уши. То, что в соседней комнате происходит какой-то пи*денящий душу леденец, стало окончательно очевидно. Вопрос: что с этим делать?

– Положи нож, сука, хуже будет!

– Я тебя на*уй сейчас прирежу, урод! За все, что ты мне сделал!

Первая мысль – закрыть нахрен свою дверь и не высовываться. Предательские инстинкты самосохранения. Я совсем не боец – пьяный озверевший КМС по «чему-то-там» Виталя перешиб бы меня одной соплей. Все мы в своих мечтах супермены, но часто ли поножовщина происходит у вас на расстоянии вытянутой руки? Когда вы дрались вообще в последний раз? Никто не хочет, чтобы последним, что от него осталось, был плохой сюжет в «Зоне Икс». Так что признаюсь: сначала я зассал. Зассал и закрыл защелку на двери так тихо, как только смог.

Вторая мысль – может быть, поможет кто-то еще? Почему сразу я? По сути это все та же трусость и попытка поиска компромисса с совестью. Я прекрасно знал, что помочь некому – в квартире только я и эти Отелло с Дездемоной. А будь на месте третий сосед – было бы только хуже. Он бы надеялся на меня, я на него, и в итоге быть нам обоим молчаливыми свидетелями мокрухи, а не супергероями.

Это перекидывание социальной ответственности имеет собственное научное название – «эффект Китти Дженовезе». Свое название этот термин получил в честь резонансного убийства, случившегося в Нью-Йорке в 1964 году. На молодую девушку, возвращавшуюся домой поздней ночью, напал серийный маньяк Уинстон Мозли. Убийца резал, избивал и насиловал 29-летнюю Китти на протяжении получаса. В итоге девушка умерла от полученных травм в машине скорой помощи.

Этот случай был бы не таким примечательным, если бы не одно «но»: свидетелями убийства оказались более десятка человек (газета «Таймс» вообще сообщила о 38 очевидцах, но в дальнейшем установили, что это число было несколько преувеличено). Это были обычные люди из соседних домов, которые практически не вмешивались в процесс и из окон своих квартир наблюдали, как умирает жертва, будто в извращенном 5D-кинотеатре. И каждый надеялся, что настоящий отпор даст кто-нибудь другой. Не он, а вот тот мужчина из соседнего дома или вот те молодые парни на остановке. Коллективный эгоизм и массовое «моя хата с краю» в действии.

Позже на следственном эксперименте на вопрос о том, почему он так нагло действовал на глазах у целой толпы свидетелей, Мозли ответил: «Они бы не вмешались. Они никогда не вмешиваются».

– Отпусти, пожалуйста, прошу тебя…

С активного сопротивления Соня внезапно переходит на слезы. Оправдания себе искать все сложнее. Казалось, что я стою и туплю у двери уже целую вечность, хотя на деле прошло от силы минут пять. Похоже, прямо сейчас пьяный Виталя пытается ее изнасиловать. Надо что-то делать, иначе я не смогу смотреть на себя в зеркало. Просто выйди, просто покажи, что ты все слышишь, как в той индийской социальной рекламе, где мужик очень долго звонил в звонок, пока крики не утихли. Отрываю щеколду, на всякий случай кладу в карман складной ножик. Твою мать, когда же я уже съеду отсюда!

 

 

***

– Санька, да она неадекватная! Видишь, она даже сейчас провоцирует!

Запах перегара разъедает глаза. И это пошлое «она сама спровоцировала» – я думал, оно бывает только в старых учебниках по психологии за первый курс. Но оправдания абьюзеров, как видно, не эволюционируют.

Под глазом «провокаторши» уже сейчас набухает гематома размером с лимон. Завтра ее лицо превратится в огромный синий кабачок, но сейчас она не чувствует боли – видимо, на адреналине. В комнате все перевернуто вверх дном. Краем глаза я поглядываю за тем, чтобы ножи оставались на дальнем столике, и при этом стараюсь не спалиться, что слежу за ними. Виталя хлещет водку в полном невменозе. Общаться с ним сейчас – как танцевать брейкданс на минном поле. Чтобы он не пошел в разнос, я выбрал тактику недовольного соседа, которого разбудили. Включаю актерские навыки на уровне сельского ТЮЗа и пытаюсь выдать страх за свою и чужую жизнь за легкое заспанное раздражение.

– Виталя, тебе нужно уйти. То, что ты делаешь – это… не круто, мужик.

«Не круто» – пи*дец, так и сказал, прикиньте. Ну ты и ссыкло, Саня! Хотя на Виталю подействовало даже это – соседушка резко куда-то засобирался. А сама драка прекратилась, стоило мне зайти в комнату. Я даже не ожидал. Возможно, так и устроена психология домашнего насильника: строить из себя бешеную гориллу он способен, только пока его никто не видит. А когда его кто-то уличил в содеянном – хвост моментально поджимается. Обычно такие люди – примерные работники и милейшие коллеги. Социальная маска на настоящем лице сидит плотно. Но когда ее внезапно отрывают, человек (зачеркиваю) чувствует невероятное смятение.

С криком: «Все, я ухожу, Саня, можешь еб*ть эту шлюху, что хочешь с ней делай!» – Виталя удалился в ночь. Ну, по крайней мере, я так думал. Как оказалось потом, еще какое-то время он просто сидел под дверью и подслушивал, что происходит в квартире. Как только замок защелкнулся, Соня, которая до этого из последних сил огрызалась в ответ и пыталась не показывать свою слабость, упала на колени и окончательно разрыдалась. Я попытался ее утешить, но, если честно, понятия не имел что нужно говорить.

«Оправдания абьюзеров, как видно, не эволюционируют»

– Теперь и ты в курсе, что он за животное. Это не в первый раз уже происходит. Я два раза заявления забирала, менты сказали, что в следующий раз не отдадут. Смотри – вот это летом было.

Соня показывает мне фото на своем телефоне. Оно было снято для фиксации побоев в отделении. Она там и есть один сплошной побой. Видели когда-нибудь лица бойцов ММА после поединка? То же самое взбухшее дрожжевое тесто, только вместо Конора – молодая девушка. Я почувствовал стыд. За то, что лег спать и не прекратил все это раньше, когда дело еще не дошло до драки. За то, что так долго ломался и трусил выходить на помощь.

– Меня даже его мать его предупреждала: «Беги от моего сына – он чудовище». А я ее послала куда подальше и не поверила – как вообще такое про собственного сына можно говорить?

– Зачем ты к нему возвращаешься каждый раз?

– Жалко его. Он каждый раз плачет, клянется, что больше не будет так, любит меня больше жизни и вообще женится скоро. Да и у него вся семья такая, они с братом дерутся, с мамой дерутся – возможно, он не видит ничего плохого в том, что проблемы кулаками решаются.

– Ты же понимаешь, что это не закончится. Пожалуйста, не смей приходить обратно.

Соня промолчала пару секунд, вытерла слезы и выпалила:

– Надо спереть у него кота, и я больше никогда к нему не вернусь. Достало все. Ноги моей больше здесь не будет. Сань, спасибо тебе. Поможешь вынести вещи?

 

 

«Обычно такие люди – примерные работники и милейшие коллеги. Социальная маска на настоящем лице сидит плотно»

***

В ту же ночь уже после отъезда Сони Виталя вернулся домой еще более пьяным, чем уходил. Он перехватил у Сони сумки и вызвался донести их до такси самостоятельно, пытаясь параллельно отговорить ее уходить или хотя бы писать новое заявление. Не вышло. До самого утра Виталя рыдал на кухне с криками: «Это все водка! Водка! Какой я дурак!» – и звонил своей девушке. С моего телефона. Вот почему я дал ему позвонить? Это унизительно. Равно как и то, что буквально на следующий день Виталя снова превратился в дружелюбного (еще больше, чем раньше) и такого порядочного в быту человека. Я почему-то невольно подыгрывал ему и позволял делать вид, будто ничего и не было. С другой стороны – непонятно, как вести себя после всего произошедшего. Мы и по сей день продолжаем невольно сосуществовать в одной жилплощади – не продолжать же открытый конфликт. И все равно: немного мерзотно, что я позволил Витале все «замять».

Три дня назад Соня вернулась. «Суки-шкуры-мрази» вернулись вместе с ней, хоть и пока в чуть меньшем объеме. Виталя, видимо, решил устроить примирительный «медовый месяц» и поумерил с количеством оскорблений – какой молодец. Драк пока тоже не было, но есть ощущение, что это просто вопрос времени. Постоянно думаю о том, что будет, если ситуация повторится, а дома никого не окажется.

 

 

***

За последнюю неделю я пересказывал эту историю нескольким своим подругам. Пытался получить ответ на вопрос: какого хрена? Мне хочется знать, какого хрена Соня каждый раз возвращается. Мне неинтересно, что у Витали за детская травма. Вообще все, что с ним связано, мне неинтересно. А вот что происходит в голове Сони? Я не читал умных книжек про абьюзинг и практически ничего не понимаю в психологии жертвы. Плюс я как бы мужик – страх изнасилования и побоев мне откроется, только если я попаду в тюрьму. Нужен был женский взгляд.

Ответы подруг были поразительно похожи, словно у них у всех была какая-то общая методичка:

– Он настолько убил самооценку девочки, что теперь она думает, что не достойна чего-то большего. Она будет возвращаться и терпеть снова и снова. Причем его оскорбления виноваты не меньше, чем побои. Если тебя два года называть «шлюхой» и «мразью» – в конце концов ты в это поверишь.

 

 

 Что думает эксперт 

 

 

 Ольга Ланевская 

тренерка по самообороне и ассертивности для женщин и девочек Wen-Do (ОО «Радислава»):

«Если ты знаешь, что та, кого ты хочешь поддержать, находится в опасной ситуации для своего здоровья либо жизни, предлагаю сосредоточиться на том, чтобы позаботиться о ее безопасности и ее потребностях. Уточни, что ты можешь сделать, чтобы она почувствовала себя лучше.

Очень важно помочь восстановить чувство власти и контроля над собственной жизнью. Насилие – это ситуация, в которой кто-то забирает у нас возможность распоряжаться собственным телом, не дает нам принимать свои решения, уничтожает возможность быть собой. Даже когда тебе кажется, что для пострадавшей будет лучше именно так, как ты считаешь, – это всего лишь твои ощущения. У нее есть свои, и она экспертка в своей жизни. И она умеет принимать решения либо именно сейчас учится делать это заново.
Вера в то, что женщина подверглась насилию, очень важна в процессе “выздоровления”. Насилие – это процесс, в котором с самого начала кто-то нам не верит. Вначале агрессор не верит, что мы чего-то хотим либо не хотим. Потом наши знакомые или милиция не верят, что именно с нами произошли конкретные события. Если дело доходит до суда, то прокурор ставит под сомнение, что мы не могли повлиять на то, что произошло. Верить очень важно, так как пострадавшая часто будет искать вину именно в себе, будет думать о том, что она могла бы сделать иначе, чтобы избежать насилия. В насилии всегда виноват агрессор, здесь не может быть никаких сомнений».

Читай ее полный комментарий в нашем мануале о том, как правильно помогать другим людям.