Илья Черепко: большое интервью с интровертом

 

На награждении лучших альбомов 2016-го по версии Experty.by «Петля Пристрастия» получила сразу четыре награды за свою запись «Мода и облака», которая вышла ровно год назад. Мы выцепили фронтмена группы Илью Черепко-Самохвалова на рок-н-рол барахолке, чтобы поговорить с ним про ощущение счастья, психические заболевания горожан, социальные протесты и Каменную Горку.

 

Не быть полупроводником

– Почти год прошел с выхода альбома «Мода и облака». Ты тогда говорил, что он получился потенциально более доступным для людей и что от этого немного страшно. Как ты теперь оцениваешь этот шаг? Будет ли группа дальше двигаться в направлении доступности?

– Могу с удовлетворением констатировать, что ошибки не было. Но это не обязательно значит, что мы будем работать дальше в этом направлении. Всегда хочется для самого себя поднять планку, сделать не так, как раньше. Ну и песни меняются. Этот путь продиктован даже не нашим осмысленным желанием, а тем, что происходит с нами в целом. Это же вещи глубоко внутренние.

Я не считаю себя профессиональным музыкантом. Я считаю, «Петля» – хорошая группа, но все равно мы находимся на некоем условном пути: всегда есть вещи, которые можно доработать и сделать лучше. У нас же нет системы четкого продюсирования, при которой кто-то тебя может взять, уловить зерно, то есть самое важное, и сделать из этого сразу же конфету, какой-то продукт, который будет сложно потом переплюнуть. Мне кажется, что мы еще не достигли пика своей формы, и когда мы его достигнем – непонятно.

«Мне кажется, что мы еще не достигли пика своей формы»

Хочется сделать что-то такое, чтобы оно прежде всего вышло за так называемые субкультурные рамки, сделать суперпопсу, то есть замечательную поп-музыку, в которой будут использованы прорывные творческие элементы. И еще это сделать настолько внятно, что будет забирать большее количество людей, чем сейчас. Ну вот тогда можно будет говорить о том, что группа состоялась.

 

 

 

– Было бы обидно, если бы никого не забрало? Насколько для вас важно внимание аудитории?

– Было бы обидно. Но если бы это компенсировалось полной внутренней удовлетворенностью, если бы группа и я как автор что-то сделали и точно знали, что это здорово и это результат, и это было бы никем не оценено, то все равно мы считали бы это прорывом. Конечно, с академической точки зрения мы – самодеятельный коллектив. Но мы этим давно занимаемся, и, в конце концов, хочется большего выхлопа. Хотя бы с точки зрения того, сколько в это вложено.

– Что позволяет вам развиваться музыкально? Как происходят эти поиски?

– Прослушивание музыки. Поиск форм, которые бы соответствовали. Обычно же как происходит? Человек перемалывает какое-то количество музыкальной информации. И сколько на данном этапе его зацепило до глубины души, столько он вырабатывает обратно. Это такое своеобразное письмо счастья. Тебе дается положительный импульс, и ты как музыкант, в свою очередь, должен им поделиться с окружающим миром, чтобы не быть полупроводником, человеком, на котором все закончилось.

 

 

– Как ты относишься к тому, что в твоих текстах люди пытаются найти ответы на свои вопросы?

– У Умберто Эко есть книга «Шесть прогулок в литературных лесах». Там он делает любопытное утверждение, что в идеале писатель после написания романа должен умереть, чтобы не стоять между читателем и романом. Я думаю, это касается и музыкантов. Если брать во внимание текстоцентричность музыки «Петли пристрастия», это тоже в каком-то смысле литература. Я не люблю толковать собственные тексты, потому что часто это интуитивное творчество. То бишь я знаю, что эта строчка нужна, она подходит, и все. Есть люди, которые сочиняют тексты на раз, это происходит как по щелчку. А я тексты сто тысяч раз редактирую, пока не доберусь до нужных вещей, которые мне подсказывает мой внутренний компас. Придумываются куда более внятные вещи, но ты понимаешь – нет, эта строчка слишком дидактична. Она, может, и лучше, чем та, которую я придумал после. Но именно последняя – нужнее.

 

 

 

 

 

Герои будущего

– На акустическом концерте в «Хулигане» в зале тебе кричали «Господь!». Как тебе вообще быть в такой роли транслятора идей, к которым люди очень восприимчивы?

– Слушай, вообще транслятором быть приятно. Но именно транслятором. Ну как радиоточку включили – это же не она говорит. С другой стороны, было бы крайне самонадеянно считать себя неким рупором бога или высших сил. И ответственность большая. Мне кажется, что таких людей очень мало. Я не из таких.

«Я сюда переехал и никуда отсюда не хочу съезжать. Ну, может, когда помирать буду, поеду на море помирать»

– Есть ощущение, что людям не хватает новых героев, особенно в контексте социальных и политических событий, которые сейчас происходят. Ты следишь за этими событиями? Какое у тебя настроение от этого всего?

– Мое лично настроение достаточно подавленное, если мы говорим о совсем свежих событиях. Я все это воспринимаю как огромное свинство со стороны власти. Но ничего другого я и не ждал. Касательно борьбы, я не умею бороться, я не умею вести людей за собой, я не считаю себя пассионарной личностью. В лучшем случае – субпассионарной. Я могу откликнуться, если найдется человек, который своим примером сможет убедить. Пока я ничего не вижу, я вижу только несформулированный, нескоординированный процесс. Я не считаю, что это вещи всуе. Нужно все-таки дергать за усы бесконечно, потому что иначе им будет казаться, что все хорошо и война ими выиграна, а они не должны так думать. Участвовать в этом? Может, и поучаствую, если вдруг найду для себя внутреннюю целесообразность. Но я точно не поведу за собой: я ненавижу митинги, я ненавижу рупоры, я ненавижу толпу, я ненавижу себя в роли лидера. Даже гипотетически мне это претит.

 

 

 

– Ты пытаешься абстрагироваться, закрыться от этого в свои творческие внутренние процессы?

– Это большой вопрос: кто больше делает? Это вопрос открытый. Есть люди, которые существуют вопреки. Они пытаются делать что-то в обход и существовать в некотором параллельном мире. Но параллельного мира, замкнутого в себе, не существует, он все равно является частью данной реальности. И не реагировать, наверное, на это невозможно. Кто говорит, что это так, – тот врет или сумасшедший.

«Умберто Эко делает любопытное утверждение, что в идеале писатель после написания романа должен умереть, чтобы не стоять между читателем и романом. Я думаю, это касается и музыкантов»

– В одном интервью ты сказал, что украинцы тебе кажутся более счастливыми, чем беларусы. Что ты имел в виду?

– Они всегда мне такими казались, с тех пор как я в первый раз посетил Украину. Они более открыты, но я не могу говорить за всю Украину. Мне кажется, всех их отличает общенародная безбоязненность. Это проявляется и на уличном уровне, на любом. Там, конечно, свои проблемы, совершенно дикие, но это уже другие качества. С беларусами же произошла какая-то невероятная консервация. В толпе граждан другого государства беларусов легко отличить по отрешенному взгляду и некоторой зашоренности. Иногда я и в себе это замечал: а можно ли здесь сесть на бордюр? А можно ли вести себя так громко, как ты себя ведешь? Эти вопросы навязаны, видимо, нашим 25-летним существованием, когда тебя за все бьют по пальцам.

– Но счастье – это не статичное состояние.

– Конечно, все равно что-то меняется. К счастью, время сильнее людей, они могут сколько угодно консервировать то, что, по их мнению, было благом на государственном уровне. Но так не будет вечно. Даже если они все тут прикроют, закроют, завинтят все свои гайки – будут расти новые люди, будут расти молодые люди, которые слыхом не слыхивали ни про какой Советский Союз. Им эту байку уже не втюхаешь, потому что они не ностальгируют по нему, у них есть только жизнь. Более того, их главное достоинство – они молоды и полны сил. А ты, так или иначе, все равно помрешь.

 

 

 

 

Минск, фейсбук и алкоголь

– Ты сам активно участвуешь в преобразованиях пространства культурного центра «Корпус». Для чего ты это делаешь? Комфортно ли тебе жить в Минске?

– Участвую, потому что мне так легче жить. Страна-то хорошая, в Минске мне нравится жить. Я сюда переехал и никуда отсюда не хочу съезжать. Ну, может, когда помирать буду, поеду на море помирать. Сам-то я не минчанин, но мне кажется, есть у меня все основания как у человека, любящего этот город, считать себя таковым.

«А можно ли здесь сесть на бордюр? А можно ли вести себя так громко, как ты себя ведешь? Это вопросы, которые навязаны, видимо, вот этим 25-летним существованием, когда тебя за все бьют по пальцам»

– Находишь ли ты вдохновение в спальных районах, в Каменной Горке, где ты сейчас живешь? Или они воздействуют на тебя депрессивно?

– В равной степени. Это молодые пока районы, пока не засранные. Возможно, я в своих оптимистических прогнозах тороплюсь. Но они выглядят лучше, чем спальные районы в моей юности. Дело в том, что эта раковая опухоль, имперская и постимперская, никуда не делась. Возможно, она как-то и растворится, но хотелось бы, чтобы ее удалили хирургическим путем как можно быстрее.

Про песню «ТЭЦ» (она, кстати, про Алтайскую) я бы даже не сказал, что это депрессия. Это отчаяние просто. Счастливый человек может испытывать отчаяние. Счастливый человек не может впадать в уныние.

 

 

– Ты не скрываешь своих дружественных отношений с алкоголем. В интервью нашему журналу ты признавался, что алкоголь помогает тебе быть другими персонажами. Поменялись ли эти отношения? Не приходит усталость?

– Приходит, но что ж сделать. Появляются новые трудности, их приходится преодолевать. Я в какой-то степени попустился. Это не значит, что я не пью. Пью. Просто это происходит уже как следствие того образа жизни, в который я врос или который в меня врос настолько, что уже, наверное, не поменяется. Запоями я не пью, но мне приходится пить с таким количеством разных людей по разным поводам, что часто это превращается в один большой алкогольный трип. Но потом я могу себе позволить не пить неделю-две.

– Но похмелья бывают? Как ты с ними справляешься?

– Само собой, бывают. Это же неотъемлемая часть. Обязательная карательная программа. Да никак не справляюсь. Если есть возможность, просто плавно выхожу. Опять же, я в запои не попадаю. Если я с утра выпил и у меня нет причин пить дальше, то я не пью. Чисто для снятия головной боли и невыносимых мыслей о том, что жизнь – полное дерьмо.

Простые шаги часто не помогают. Ты пошел погулять – ты можешь чувствовать некоторое облегчение, но это зависит от выпитого за вчерашний день. Если выпито очень много и ты находишься в критическом состоянии, то прогулка, скорее всего, тоже будет поводом для мрачных выводов.

 

 

– Ты также говорил, что мало взаимодействуешь с социальными медиа.

– У меня и желания особо нет. Я это делаю скрепя сердце и скрежеща зубами. Безусловно, какое-то время я посвящаю интернету, но короткое, и ограничиваюсь просмотром писем и ответами на них, ну и пролистать ленту. Есть у меня пара-тройка людей в друзьях, кого я читаю с удовольствием, – Сережу Кравченко [перкуссионист Port Mone. – 34mag] или Катю Самохвалову [жена Ильи. – 34mag]. Есть люди, мысли которых я могу таким образом воспринимать. А так – все это превращается в какую-то карусель. Мне кажется, я мыслю медленнее, чем нужно в современном мире. И это причиняет мне невыносимые страдания время от времени, особенно в похмелье.

– Кстати, как ты относишься к тем историям, которые твоя супруга Катя пишет в фейсбуке о тебе?

– Мне нравится! Катя занимается полезной деятельностью. Она нивелирует этот гранитный образ меня как человека «с непростой судьбой и с богом данными мыслями». Слава тебе господи, у многих людей есть возможность убедиться, что это не совсем так. Это же веселые истории, а веселить людей – это благородная задача. У Кати это получается, и я счастлив, что часто выступаю как один из героев комического рассказа, потому что комическое – это то, чего не хватает музыке «Петли Пристрастия». Ирония – да, сарказм – пожалуйста, а вот так чтобы просто было весело, такого нет. Но это связано с неконтролируемыми вещами. Есть у меня способность писать таким образом, смотреть на вещи под таким углом, но она не универсальная. Я бы и хотел записать что-нибудь радикально другое, чтобы это были веселые мысли веселого человека. Но у меня так не получается. К счастью, есть еще группа «Кассиопея», в которой этот недостаток легко компенсируется.

 

 

 

 

«Счастливый человек может испытывать отчаяние. Счастливый человек не может впадать в уныние»

– На последнем награждении лучших альбомов по версии Experty.by «Петля Пристрастия» получила аж четыре награды...

– Ой, я устал их получать, если честно. Уже к третьей был развеселый совсем. Я ни на что такое вообще не рассчитывал. Я думал, что нас позовут, как всегда, пофигурировать в номинациях, может быть, вручить приз кому. Когда нам вручили первую грамоту, я удивился, не скрою, но еще был в форме. После нее мне показалось, что все – больше уже ничего не будет, можно накачиваться. Я и давай накидываться быстрее. А там еще три грамоты.

Трудно быть интровертом. Мы читали недавно книжечку «С ума сойти» про классификацию психических заболеваний городских жителей. Ближе всего я к аспергеру, видимо, процентов на 80. Человек, который в какой-то степени аутист. Меня это мучает, потому что лишает возможности эффективно взаимодействовать с окружающим миром, не на уровне алкоголя, а на уровне построения каких-то конструктивных решений. В общем, много чего можно было бы сделать, если не быть настолько зацикленным на себе задротом.

Живу я, в общем, неплохо, у меня много друзей, знакомых, у меня несколько дел, которые меня занимают, и меня это устраивает. Единственное мое сожаление – моя внутренняя конституция устроена таким образом, что я не могу делать это так эффективно, как хотелось бы.

 

КОММЕНТАРИИ (1)

Sasha
Sasha | 7.05.2017 18:06

Отличное интервью

1 0 +1