Художник Александр Некрашевич: «То, что происходит у нас, – трансформация»
- 22.01.2021
- 8567
В галерее «Арт-Беларусь» проходит персональная выставка Александра Некрашевича «Фата-моргана». Мы посчитали, что нет лучше повода, чтобы встретиться с опытным беларусским художником, который имеет смелость превращать князей Радзивиллов в Чужих из хоррора, и поговорить с ним обо всем: о его скрупулезном арте, о киевских галереях, о заказах от нефтяных магнатов, о протестном искусстве и о знаках судьбы.
О критериях успеха
— В чем успешность художника?
— Успешность художника — это в первую очередь деньги, другого критерия успеха человечество, к сожалению, не придумало. Даже если у художника есть признание профессионального сообщества, коллег, искусствоведов, все равно в конечном итоге успешность выражается в финансовых достижениях.
— Должен ли художник уметь продавать свои работы или это задача стороннего человека?
– Художник должен уметь продавать свои работы. Необязательно самому заниматься маркетингом: есть галеристы, есть арт-дилеры, посредники в лице архитекторов, дизайнеров, продающих искусство, но задача художника — наладить контакт с этими людьми.
Немаловажна еще одна составляющая — удача. Удача — встретить нужного арт-дилера, галериста, найти коллекционера. Какой бы ни был талантливый художник, самостоятельно он за миллион долларов свою работу не продаст.
«Какой бы ни был талантливый художник, самостоятельно он за миллион долларов свою работу не продаст»
Там свой ценовой потолок – двадцать тысяч, а дальше продажи осуществляются через дилера. Есть схема с участием на вторичном арт-рынке, когда коллекционер выставляет произведения автора на аукцион и цена растет, соответственно возрастает цена на остальные работы художника. Схема напоминает финансовую пирамиду: когда коллекционеры покупают работы художника за 5 рублей, а выставляют по 100. Скупают всё, и тогда коллекция может возрасти в цене в десятки и сотни раз.
— Работаете с арт-дилерами?
– А я не считаю себя успешным художником. Да, я продаюсь по европейским ценам, сотрудничаю с международными галереями, но у меня нет арт-дилера, который работает на крупных площадках, как Art Basel или Frieze.
Быть арт-дилером в масштабе этих выставок — редкая работа, требующая особого профессионализма. Это мафия. Вклиниться в эту среду крайне сложно. Арт-дилеры удерживают монополию тех художников, которых они скупили и продвигают. Это слова швейцарской галеристки, которая пыталась попасть в эту среду и поделилась подноготной.
— В этой среде крутятся большие деньги.
– Колоссальные! Ни один банк таких процентов не даст, сколько можно заработать на искусстве. Когда человек покупает за копейки, а продает за миллионы.
«Я просто играю, как и все художники, стараюсь не взрослеть»
О московских заказах и новой выставке
— Расскажите о вашей выставке «Fata Morgana» в галерее Арт-Беларусь.
– Название выставки не я придумал, его предложил куратор [Александр Зименко, куратор корпоративной коллекции Белгазпромбанка. – прим. 34]. Из пятидесяти моих работ отобрали тридцать: они соответствуют названию, сочетаются концептуально, стилистически и пластически. Что приятно — это моя самая масштабная выставка в Минске.
— Вы подходите к созданию своих картин крайне скрупулезно.
– Скрупулезность связана с устройством психики: наступает внутренний комфорт, когда делаю дотошную работу. Это игровой момент, когда я разбиваю произведения классической европейской живописи, выстраиваю из нее свои структуры, наслаиваю изображения различных авторов, наклеиваю их, как в фотошопе. Я поэкспериментировал с работами немецких и испанских художников, убрал фон, и как получилось, так и нанес. Причудливый барочный пирог получился. Я просто играю, как и все художники, стараюсь не взрослеть.
— Мне кажется, что любой посетитель этой выставки поймет одну важную вещь: вам страшно нравится живопись.
– Так и есть. Я мечтал быть художником. Когда учился в школе-интернате, это был режимный объект и в девять вечера всех выгоняли из мастерских. Я просыпался в шесть утра, ходил в мастерскую и писал, пока все спали.
После учебы и работы в академии [Беларусской государственной академии искусств. – прим. 34] у меня был период абсолютного безденежья. В академии нас учили создавать, творить, но не учили реализовывать свои работы. Выйдя за пределы академии, я столкнулся с тем, что за моими картинами в очередь никто не выстраивался, а к тому времени уже появились семья, дети, нужно было зарабатывать деньги. Я уехал в Москву, занимался росписью стен, аэрографией.
— Там было проще?
– Москва была периодом испытаний. Я четыре месяца работал в Подмосковье, в населенном пункте Мячково на аэродроме. Мы жили в бараке, было очень холодно и психологически сложно. У меня не было связи с семьей, совсем не было денег, почти не кормили. Как будто в рабстве находился. Но я подписался на роспись самолета. И сдал заказ. После этого понял, что могу сделать хоть километр росписи, и сделать это качественно.
— Это был частный самолет?
– Да, принадлежал нефтяному магнату, он появился всего раз. Трижды я перекрашивал этот самолет: роспись была в хвостовой части, но сам самолет полировали до зеркального блеска.
О возвращении и протестном искусстве
– Никогда не рассказывал об этом публично, но в 29 лет [сейчас Александру 46. – прим. 34] я начал неважно себя чувствовать, пошел обследоваться, и мне поставили диагноз: гепатит С. Ну все, думаю, финиш, приехали, так и не реализовал себя как художник, не стал тем, кем мечтал. Я принял решение вернуться в Минск, несмотря на то что в Москве мог бы безбедно существовать. Пришлось отказаться от всего. Я понял, что, сколько бы работ ни сделал за свою жизнь, я хочу, чтобы мне не было стыдно перед моими детьми.
— В Минске вы вернулись к живописи?
– Да, это был 2005 год, у меня появилась мастерская в подвальчике на Антоновской, писал там работы для себя, даже не планируя продавать. И потом я снова решил сходить к врачам.
Прихожу, говорят: у вас в крови нет ни одного антитела, у вас нет гепатита, идите и не морочьте голову ни себе, ни врачам. Диагноз отменили.
Видимо, так и должно было случиться. Ритм был заложен, и я начал активно заниматься именно своими работами. В 2006-м у меня уже открылась первая персоналка в Минске, потом киевская галерея предложила сделать выставку в 2007-м.
— У вас сложились хорошие отношения с украинской арт-средой.
– У меня был чуть ли не эксклюзив с галереей «Коллекция». Были продажи, были персональные выставки каждый год, были участия в коллективных проектах, печатали каталоги с 2007 по 2012 года. Все складывалось неплохо, пока галерея не закрылась.
— А чувствуете ли вы разницу между беларусским и украинским арт-рынками? Можно ли сравнивать страны по галереям, продажам, по потребности людей в искусстве?
– Начнем с того, что галерей в Киеве количественно больше, чем у нас, есть культура коллекционирования. У них там появился Виктор Пинчук, который начал свою коллекцию, открыл галерею современного искусства, задал тон и многие состоятельные люди начали на него ориентироваться. Он покупал работы Дэмиена Херста, Джеффа Кунса и прочих топовых художников. И в то же время вписывал украинских авторов в контекст общеевропейского и общемирового искусства: Чичкана, Кадырову, Ройтбурда, Гнилицкого, Кадана.
«”Чужие” герб, гимн, флаг – они искусственно придуманы, это наследие Советского Союза»
— Сейчас вы живете в Беларуси?
– Да.
— Сейчас очень много авторов делают работы на актуальную протестную тематику — работы выстреливают и уходят в Европу. Как вы относитесь к этому и протестному искусству в целом?
– Я считаю, что реагировать важно, если это не дань моде или желание сыграть на моменте. Себя же я в этом пока не вижу, хотя на тему событий последнего года высказался десять лет назад в проекте «Чужие», где отразил войну менталитетов, войну востока и запада, трансформацию, которая происходит с беларусами сегодня.
За основу я взял работу Яна Матейко «Грюнвальдская битва». То, что происходит у нас последние несколько десятков лет, когда беларусскоязычные школы закрываются, когда уже несколько поколений говорит на «чужом» языке, – трансформация. «Чужие» герб, гимн, флаг – они искусственно придуманы, это наследие Советского Союза.
И я использовал персонажа из фильмов Ридли Скотта: Чужой вселяется в живого человека с бьющимся пульсом, но по сути этот человек — кормовая база для другого организма. Этой трансформации и посвящен проект «Чужие», вопрос национальной идентификации здесь ключевой.
— Серия была написана в 2011-м, а работа «Чужая» [смотри на титульном фото. – прим. 34], представленная на выставке, 2020 года. Повтор?
— Да, это новая версия работы. В 2012 году картину украли. Всего исчезло 12 моих работ, причем вместе с галереей. Тогда я многое потерял. Без зазрения совести оставляю за собой право авторского повтора лишь в двух случаях: если дарю картины и если их у меня воруют, поэтому серию с Чужими повторил почти полностью.
«В интернете есть все — от массовой культуры до элитарных самородков»
О свободе в соседстве с ярмарками меда
— Из насущного: концепция преобладает над мастерством и техникой?
— У каждого художника по-разному, но для меня идея первична. Есть задумка, и я ищу пути реализации этой идеи.
— То есть искусство не может быть продуктом массовой культуры?
– Здесь важно не путать: есть поп-культура — это китч, такая народная, любительская культура, а есть поп-арт — который берет за основу язык этого китча, но помещает ее в современный контекст, делает этой оболочке концептуальное наполнение. И это уже элитарная культура, это принципиальная разница. И в интернете есть все — от массовой культуры до элитарных самородков. Сегодня есть место любому направлению и стилю. Это свобода, а свобода — это самое важное сегодня.
— Художественное образование дает эту свободу?
– Художественное образование тоже разное. Есть академии, где преподают традиционное искусство, изучают живопись маслом, пишут с натуры. Взять, к примеру, Флорентийскую Академию искусств — абсолютно традиционная школа. А есть учебные заведения, где отдается приоритет свободе выбора стилистики, технологий и креативного подхода.
— Было бы хорошо, если бы художников учили не только производить работы, но и продавать их?
— Я считаю, этому должны учить. Нужно ввести такой предмет, как маркетинг, но кто его будет преподавать? Мой однокурсник Максим Вакульчик — успешный европейский художник — приезжал читать лекцию о современном искусстве и маркетинге. У него своя студия, свои ассистенты, около десяти человек, — конвейер, индустрия, производство. К сожалению, на той лекции было очень мало молодых художников, хотя им полезно было бы послушать.
— Проводите много времени в мастерской?
– С 9 утра до 9 вечера. По двенадцать часов в сутки, реально как на предприятии. Чернорабочий искусства, как Малевич говорил. У меня многодельные работы, их быстро не сделаешь.
— Были ли у вас периоды выгорания?
– Был период, когда делал нелюбимую работу: тупо зарабатывание денег. Ни уму, ни сердцу. Ни детям оставить, ни гордиться самому — ничего.
— Не смущает соседство вашей выставки с «ярмаркой меда» во Дворце искусства?
– Почему-то все думают, что так только в Беларуси! ЦДХ в Москве каждый год проводит рождественские выставки, продают меха, фотоаппараты — просто, чтобы отбить расходы. Выставочные площадки в других странах тоже выживают таким образом. Это нормально.
— «Осенний Салон», «Арт-Минск», до этого – «Пути немецкого искусства», выставки Беларусского союза художников — за счет того, что у Дворца был промежуток выставочных проектов, но часто вижу и читаю, как все пинают Дворец. Только ленивый не закатил глаза.
– То, что во Дворце проходят выставки, связанные только с искусством и в таком количестве, — это как раз показатель, что в Беларуси есть интерес к искусству.
Выставка «Фата-моргана» продлится до 14 февраля в галерее «Арт-Беларусь» на Козлова, 3. Посмотреть на работы можно в любой день кроме понедельника с 11:00 до 20:00. Стандартный билет – 8 BYN, льготный – 4 BYN.
Фото: 34mag.net