Гульня з самой сабой. Вялікае інтэрв'ю з Палінай
- ЧЫТАЦЬ ПА-БЕЛАРУСКУBEL
- ЧИТАТЬ ПО-РУССКИRUS
Летась Паліна Паланейчык стала актыўна вяртацца з зацяжнога творчага адпачынку. Разам з новым псеўданімам – Palina – змянілася і музыка. Паліна асвоіла Ableton, кардынальна абнавіла гучанне і рыхтуецца прэзентаваць свой другі альбом у «Бруге».
Мы сустрэліся з Палінай напярэдадні вялікага канцэрта ў Менску, каб абмеркаваць творчую перазагрузку, складанасці канцэртнага жыцця і – самае галоўнае – як навучыцца прымаць сябе такой, якая ты ёсць, з усімі «слабасцямі і дзіцячай наіўнасцю».
Цікавае супадзенне: наш рэдактар Лёша Горбаш вучыўся з Палінай у адной школе. І на гэтым фоне яе гісторыя становіцца яшчэ цікавейшай: ад песень пад гітару ў школьных калідорах да вялікіх сольнікаў у Менску, Кіеве і Мадрыдзе.
Перазагрузка
– Зараз ты падобная да самага занятага чалавека ў свеце.
– Я доўга ішла да стварэння бачнасці таго, што я суперзаняты чалавек. Наогул вельмі шмат нейкай дробязі. Я сядзела два гады і думала, што б такога прыдумаць, але вырашыла ўсё гэта рабіць у апошнія тры дні. Аказваецца, эфект ашаламляльны.
– Атрымліваецца, так у цябе выглядаюць апошнія трое сутак, а не апошнія два-тры тыдні?
– Так, вядома. Я ўжо думала, што гэта дурная ідэя была – займацца музыкай.
– Гадоў дзесяць таму павярнула не туды?
– Ды не, раней. Для мяне ўсё гэта вельмі цікавы вопыт, але галава ў мяне зараз з’язджае з глузду: ёсць альбом, які да гэтага часу не дароблены. Не скажу, што я яго адкладала да апошняга, але ў мяне было шмат канцэртаў, і аказалася, што гэта складана. Былі канцэрты ва Украіне, тут і два ў Іспаніі. І калі ў цябе сямнаццаць канцэртаў і на кожны хаця б тэхрайдар трэба скінуць, ужо крышку складана.
– А ты сама ўсім гэтым займаешся?
– Мне дапамагае Каця (сяброўка і аднакурсніца Паліны. – 34), але мне складана нешта дэлегаваць. Плюс гэта ўсё моцна вырашаецца асабістымі кантактамі, і часцяком мне гэта прасцей рабіць, таму што, перадаючы нешта іншаму чалавеку, трэба падысці да яго і сказаць: «Вось, глядзі, ёсць вось гэты чалавек», а вось гэтаму чалавеку сказаць: «Прывітанне, вось тут так вось». Я хачу так больш ніколі не рабіць, таму што гэта вельмі складана. Пачынаючы з арганізацыі канцэртаў – афішы я таксама сама раблю, – потым я пішу альбом, займаюся канцэртнай праграмай, і мерч мы нейкі прыдумалі, таму так, шмат усяго.
«Можаш зрабіць нейкае глупства – і гэта стрэліць»
– Ці былі моманты, калі здавалася, што ты наогул не вывозіш?
– Сёння, але, напэўна, гэта адзіны такі момант. Усё залежыць ад таго, як да гэтага ставіцца. Увечары мне складана, а днём нармальна. Калі прачынаюся, я разумею, што мне гэта вельмі падабаецца. Калі я стала спрабаваць рабіць нешта новае з Ableton, мне таксама было складана, і гэта быў самы цяжкі перыяд. Таму што я рабіла ўсё дрэнна, толькі пачынала вучыцца і нічога не разумела ў музыцы. Плюс мяне не вельмі прынялі: мама сказала, маўляў, што ты такое робіш, я была на тваім канцэрце і мне балела галава.
Зараз я перажыла гэта, чаму і рада, таму што гэта сапраўды вельмі складана. Складана знайсці апраўданні, калі ты разумееш, што проста рабіў дрэнна, таму гэта нікому не спадабалася. Раней я нешта рабіла і не думала пра наступствы, а зараз разумею: калі зрабіць так – будзе адно, інакш – іншае. Прыклад з інстаграму: ёсць фатаграфіі са складанай прыгажосцю, і нягледзячы на тое што мы з Кацяй трацім на іх шмат часу і я ганаруся вынікам, яны не збіраюць лайкі, затое заўсёды можна сфатаграфавацца ў шторах у ружовай кофце – і ўсім спадабаецца.
З іншага боку, ёсць шмат крыўдных штук, тыпу парадоксу з каверам на Ціму Беларускіх. Гэта здарылася ў дзень, калі мне давялося адмяніць канцэрт, у мяне захварэў малы і мы паехалі здаваць білеты. На ўсё было выдаткавана сорак хвілін: мы знялі гэта адным праездам па эскалатары, і да гэтага за дваццаць хвілін я накідала тэкст. І пра гэта напісалі практычна ўсе беларускія СМІ: так не пісалі ні пра мой першы альбом, ні пра «Х-Фактар», ні пра штосьці яшчэ. І гэта вельмі пацешна: ты можаш нешта рабіць вельмі доўга і заганяцца, але гэтага ніхто не заўважыць. А можаш зрабіць нейкае глупства – і гэта стрэліць.
– Але вы ж разумелі, калі выпускалі гэтае глупства, што гэта сапраўды ўсе расхапаюць?
– Ну мы здагадваліся. Але разумееш, мы рабілі гэта, таму што нам было вельмі смешна, а ўсіх гэта вельмі ўзрушыла.
«Калі мы выпусцілі першы альбом, я нічога не разумела ў музыцы»
Тур, дзікая жанчына і аліўкавы алей
– Ты і да гэтага каталася ў туры, але гэты быў самы загружаны, аб'ёмны і складаны. Ці такія выезды ўжо былі?
– Я падзяліла тур на дзве паловы: у першай я паехала на Заходнюю Украіну, у другой павінна было быць тры канцэрты, але здарыліся толькі два – у Кіеве і Адэсе. За гэтыя два канцэрты я стамілася значна больш, чым за пяць іншых канцэртаў.
– Чаму?
– Гэта звязана з пераездам і хваробай. Калі першы раз паехала, то не хварэла, а па шляху ў Кіеў у мяне балела проста ўсё. І неяк так склалася, што мы трапілі да нейкай дзікай жанчыны. Прыехалі, і гэта аказалася наогул не тая кватэра, нам гэта не спадабалася, але мы засталіся, бо ў нас былі два велізарныя чамаданы. А гаспадыня кватэры казала: «У вас такі перакошаны твар, я не хачу, каб вы заставаліся ў маёй кватэры». Мы паспрабавалі ёй растлумачыць, маўляў, калі ты прыходзіш у краму па агуркі, а табе прабіваюць памідоры, ты застаешся незадаволеным, а яна сказала: «У мяне ёсць спецыяльны чалавечак, які гэтым займаецца». Потым яна ўбачыла, што ў нас у пакеце ляжыць манга, і сказала, што яна ў Афрыцы ела манга, толькі яны былі сапраўдныя.
У выніку атрымалася, што ў чатыры ў нас саўндчэк, а ў дзве гадзіны нам усё яшчэ няма дзе жыць – за кошт гэтага было дрэнна. Але ведаеш, раз на раз не прыходзіцца: мне было гэта цікава, але сказаць, што я яшчэ раз так паеду – не, напэўна, не паеду.
Па грашах мой канцэрт у Берасці выйшаў больш у плюс, чым пяць канцэртаў на Заходняй Украіне. Ёсць два розныя канцэрты: той, які хочаш зрабіць ты, і той, які хочуць зрабіць табе. І ў гэтым была ўся соль, таму што тыя канцэрты, якія я рабіла сама, былі са складанымі ўмовамі: ты ўсё роўна бярэш нейкі «лакаматыўны» горад, які табе аплачвае ўсё, а астатнія бярэш у даважак, таму што табе цікава.
– А еўрапейскія канцэрты як атрымаліся?
– Вельмі дзіўна. У мяне ёсць такі Андрэй Зоін – чалавек, праз якога я стала выступаць ва Украіне. Ён калісьці запрасіў мяне на фестываль «Республика», я тады выступала перад «Ляпісам Трубяцкім». Дарэчы, памятаю, што думала тады: «Вось, зараз з'езджу туды – і ўсё, пойдзе!» Баялася скаціцца ў камерцыю.
А зараз ён пераключыўся на праекты-гранты. Сутнасць у тым, што ён вырашыў зрабіць у Іспаніі канцэрты для падтрымання ўкраінскай дыяспары, але чамусьці з беларускім артыстам. Не ведаю чаму – я вырашыла не ўдавацца ў падрабязнасці, гэта быў яго выбар. Ён проста напісаў: «Давай зробім канцэрт у Барселоне».
Там было цікава: мясцовы арганізатар аказаўся цудоўным чалавекам, вельмі дзіўным, але станоўчым, падобным на чмяля. Канцэрт у Барселоне быў у канцэртнай галерэі, у якой было вельмі шмат розных дызайнераў, консулаў і дырэктараў. Там нават разлівалі шампанскае, і гэта было вельмі дзіўна.
Пра канцэрт у Мадрыдзе я думала, што туды прыйдуць тры чалавекі, але гэта былі паўнавартасныя канцэрты. А ганаровы консул Беларусі ў Барселоне – іспанец. Ён падарыў мне бутэльку аліўкавага алея са сваёй фермы.
«Калі мы выпусцілі першы альбом, я нічога не разумела ў музыцы»
– Ты прыкладна два з паловай гады не займалася музыкай.
– У 2015-м мы выпусцілі альбом, пасля гэтага адыгралі ў ліпені канцэрт, гэта была крайняя кропка. Пасля гэтага мы яшчэ рабілі канцэрты: за 2015–2016 гады ў мяне было канцэрты тры, але рабіць штосьці далей мне адназначна не хацелася. Тады я яшчэ нармальна збірала людзей, а потым усё. Цяпер стала лепей: я пачынала з «Графіці», і пасля перапынку мой сольны канцэрт быў дзесьці ў канцы 2016 года. І перыяд з 2016 па 2017 быў складаны, але, калі я стала выступаць адна, мяне пачалі клікаць на фестывалі. Таму што, калі вас пяцёра, везці ўсіх неяк не вельмі зручна. А цяпер я адна – і стала прасцей.
– У інтэрв'ю ты апісвала гэты перыяд так: «Больш не хацела спяваць». Накрыла нейкае расчараванне?
– Калі мы выпусцілі першы альбом, я нічога не разумела ў музыцы: у мяне ёсць слых і паняцце аб музычнай адукацыі, але я не ведала, што з гэтым рабіць, мне было жудасна страшна і абсалютна незразумела. Плюс у мяне было шмат школьных комплексаў, і тут адбыліся дзве акалічнасці: з'явіўся Вова Патапенка з Ableton School і я сядзела дома ў дэкрэтным адпачынку.
Я разумею, што, калі б у мяне не было дзіцяці, я пайшла б працаваць туды, дзе працуюць усе мае сябры, займалася б якой-небудзь відэасферай і забіла на музыку. У мяне рэальна было два крутых года, якія я правяла сам-насам з сабой, і ў мяне ў гэтым плане з сабой добрыя адносіны, таму што пачынаецца ўсё з таго, што ты сябе гнабіш.
На курсах у Вовы ты займаешся самаадукацыяй: можаш самастойна, не маючы барабаннай устаноўкі, вывучыць рытмічныя і басовыя функцыі, кучу ўсяго пачуць і прапампавацца ў плане гучання. А яшчэ ты можаш рабіць памылкі: са мной хадзілі людзі на курс, і яны не ведалі ноты, ім Вова раздрукоўваў клавіятуру. Ён так крута ўсё тлумачыў, што ты разумееш, што калі яны могуць, то і ты можаш.
«Па грашах мой канцэрт у Берасці выйшаў больш у плюс, чым пяць канцэртаў на Заходняй Украіне»
Тады я хадзіла на цэлы курс, потым на інтэнсіў, потым я была ў Лёшы Варсобы на імправізацыі і кампазіцыі. Мяне гэта ўсё разняволіла, і музыка мяне зацікавіла. Цяпер вось я выпускаю альбом і ведаю, што там ёсць дрэннага, але я стала назіраць за тым, што адбываецца са мной і з маёй музычнай ідэяй. Я ад альбома ўжо адышла, таму што мне хочацца ўжо рабіць трохі іншую музыку, але вырашыла, што гэтыя праекты трэба выпусціць, каб зафіксаваць час. Гэта трэба, каб адкрыць яго потым і падумаць: божа, ды хіба так можна было? Трэба прымаць сваю слабасць і дзіцячую наіўнасць, таму што, калі ты ў гэтым плане пачынаеш сябе моцна заганяць, табе складана рухацца далей.
– Пачала прасцей ставіцца да музыкі?
– Імкнуся. Гэта мая гульня з самой сабой: ты ловіш круты кураж, калі камусьці падабаецца тое, што ты хочаш рабіць. У мяне ёсць нейкія амбіцыі, асабліва калі я разумею, што вось гэта я зраблю, таму што мне гэта падабаецца, гэты трэк мне падабаецца, таму што ў ім дарослая музычная ідэя, а вось гэты трэк проста зойдзе. А вось гэтую песню я зраблю папсовай – цікава, яна спадабаецца маёй маме?
Я толькі паўгода як пачала прадавацца ўсюды, раней я гэтым не займалася, і я заўсёды думала, што ў мяне ёсць дзве песні – «Як ты?» і «Лета», дзве беларускія песні. Але выявілася, што мая самая папулярная песня – гэта «Сарафан». Сумарна ў мяне некалькі мільёнаў праслухоўванняў, і 95% усяго заробку – гэта праслухоўванні трэка «Сарафан» у Расіі, дзе я наогул не выступаю.
– Чаму ты не выступаеш у Расіі?
– Проста няма добрых прапаноў. Былі спробы рабіць канцэрты, але мясцовыя не хочуць гэтым займацца, ты робіш гэта адсюль дыстанцыйна, і як бы ні здавалася, што ўсё можна зрабіць праз інстаграм, гэта не так: ты проста выходзіш у нуль.
«Магу выпусціць спектакль, машыны выпусціць і магу зрабіць усё, што заўгодна, і гэта будзе працаваць»
«Х-Фактар» – коратка
– Ты памятаеш момант, калі ты падумала: «О, "Х-Фактар", трэба з'ездзіць»?
– Такога моманту не было. Мяне адразу запрасілі на тэлевізійны кастынг, я не падавалася на папярэдні адбор: тады ў мяне было тры канцэрты ва Украіне, а потым я паехала да іх у Кіеў, праспявала і паехала дадому. Спачатку мне было ўсё роўна. А ў ноч перад выступам вырашыла паглядзець, што гэта наогул такое. І я так спалохалася той сцэны. Але першы кастынг будзе адным з самых яркіх успамінаў у жыцці.
Як быццам танны фільм, дзе ты, звычайная дзяўчынка, трапляеш у горад вялікіх агнёў. Мяне захапіла, што на пляцоўцы такая ж эмацыйная сітуацыя, што і на экране: потым усё нагнятаецца з дапамогай мантажу і слёзнай музыкі, а там усё такое, што ты не можаш паверыць, што гэта ўсё сучаснасць.
– Што цябе там здзівіла больш за ўсё?
– Маштаб тэлебачання круты. Ты адчуваеш, што гэта каштуе шмат грошай. Яшчэ было класна глядзець за тым, як працуюць людзi, у нас такога няма. Там была такая сітуацыя, што касцюмеры прыносяць эскіз і кажуць: «Паглядзі, тут у яго мусіць быць шлемы з іракезамі, зрабі». І я думала, што яны нічога не зробяць – гэта вельмі па-беларуску.
Прыходжу праз чатыры гадзіны, а яны ўзялі нейкі пенапласт, парэзалі яго, пафарбавалі балончыкам – і атрымаліся нейкія крутыя капелюшы. Ці дзяўчынцы было нязручна сядзець на крэсле – прыйшоў зваршчык і тут жа памяняў крэсла.
– А ты дзе актуальнейшая: ва Украіне ці ў нас?
– Ты ведаеш, тут. У гэтым плане «Х-Фактар» не моцна паўплываў на канцэрты ва Украіне. Думаю, калі б я ўдзельнічала ў ім 8 гадоў таму, мне б гэта нешта дало, тады гэта было новым і шоу глядзела аўдыторыя, з якой мы маглі зачапіцца. Зараз падчас эфіраў мяне пазнавалі памежнікі, прасілі сфатаграфавацца, калі казаць пра падпіску ў інстаграме, то гэта дзеці адзінаццаці гадоў: гэта не тая аўдыторыя, якая пойдзе цябе слухаць на канцэрце. Я рада, што зрабіла канцэрты ва Украіне пасля «Х-Фактару»: калі б я іх не зрабіла, я б думала, што згубіла нейкі поспех. Але на канцэртах аказалася, што туды ходзіць фестывальная публіка: яны не бачылі мяне па тэліку, яны бачылі мяне на «Західзе».
Я – спецыфічны прадукт. Былі рабяты з кавер-бэндаў, але працы і нейкіх прапаноў не было ні ў каго. Гэта было вельмі дзіўна, і з кастрычніка па студзень быў галодны перыяд жыцця: ты ўсё выдаткоўваеш на тое, каб неяк жыць у Кіеве. Нешта кампенсавалі, а штосьці не: усе павінны былі засяліцца крыху раней, а я засялілася на два тыдні пазней, але ездзіла на нейкія дні дадому, плюс у мяне былі канцэрты. Такія моманты не кампенсавалі. Ну і ты ж не можаш тры месяцы там не есці, і па выніку да студзеня ўсё было вельмі сумна.
У мяне была цікавая сітуацыя: калі я паехала на «Х-Фактар», паралельна з гэтым двое рабят з «Танцаў» на ТНТ танцавалі пад мае песні. І гэта таксама дало вялікі выхлап, хоць я для гэтага нічога не рабіла.
«Калі ты разумееш, што 80% беларускіх музыкаў змяшчаецца ў “Корпусе”, думаеш, што трэба рабіць хоць нешта»
– Ты выпускаеш альбом. Наколькі гэта для цябе важная рэч?
– Цяпер ужо не вельмі важная. Гэта трэцяя вясна запар, калі я збіраюся выпусціць альбом. У першую вясну была эйфарыя, у другую я разумела, што ёсць праект, але я нічога не магу дарабіць, а зараз я не стаўлюся да яго як да нечага асаблівага. Я разумею, што цяпер усё хутка мяняецца, усё пракручваецца ў стужцы і забываецца. Нешта можа прынесці табе плюс толькі праз паўгода, і мая аўдыторыя, якая на мяне будзе хадзіць, павінна пачуць мяне, закахацца, развесціся, паслухаць мае песні, а потым яны ўжо пачнуць хадзіць на канцэрты. Павінен прайсці нейкі перыяд: ты альбо збіраеш нейкую пастаянную аўдыторыю, альбо гэта нейкі хайп, які мне ў маім фармаце досыць складана зрабіць. «Мокрыя кросы» ў маім фармаце – гэта дзіўная з'ява, але я разумею, што не пачну так вось зусім. Да пісьменных камерцыйных штук таксама трэба дарасці і рабіць іх вельмі добра.
– Слова «камерцыя» цябе больш не палохае?
– Не. Я зараз разумею, што мне падабаецца займацца тым, чым я займаюся. Буду за гэта трымацца, таму што не хачу ісці ў офіс. Зараз сутнасць музычнага рынку ў тым, што ты становішся брэндам і можаш рабіць усё, што заўгодна. Я разумею, што аўдыторыя ўмоўна невялікая, але я магу выпусціць спектакль, машыны выпусціць і магу зрабіць усё, што заўгодна, і гэта будзе працаваць.
– Ты адчуваеш, што ў Беларусі гэта стала актыўна рухацца?
– У 2015–2017 гадах на мяне прыходзіла 112 чалавек. Цяпер прыходзіць больш, і гэта адчуваецца.
– За астатняй сцэнай ты неяк сочыш ці яна асобна ад цябе існуе?
– Мне цікава. Калі я толькі пачынала нешта рабіць, мне здавалася, што я была як маньяк: вычэплівала каго-небудзь, хто займаецца музыкай, і распытвала яго, як ён гэта робіць. Потым я зразумела, што гэта занадта дакучліва, людзі да гэтага кепска ставяцца, стала больш стрыманай, але мне ўсё яшчэ вельмі цікава.
– А хто табе падабаецца?
– «Петля пристрастия». Падабаецца, як працуе Shuma. Добрыя рабяты Intelligency. І Dee Tree падабаюцца.
– А Ціма Беларускіх табе як?
– Калі мне ноччу дрэнна, я, бывае, уключаю Каржа, «Море по колено» ўмоўнае, і мне выпіць хочацца, а потым я слухаю і думаю: «Блін, рыфма такая, мог бы і лепш, але ўсё роўна малайчына, сусед!» I калі не пераходзіць на музычны густ, хто, што і як зрабіў, то я вельмі станоўча стаўлюся да ўсіх, таму што разумею, што гэта ўсё няпроста. Ведаеш, летась збіралі ў «Корпусе» музыкаў і рабілі лекцыі. І калі ты разумееш, што 80% беларускіх музыкаў змяшчаецца ў «Корпусе», думаеш, што трэба рабіць хоць нешта.
«Трэба прымаць сваю слабасць і дзіцячую наіўнасць»
Фiксацыя моманту
– Канцэрт у «Бруге» – гэта нейкі крок да далейшых мэт альбо проста яшчэ адзін сольнік на дзень нараджэння?
– Калі я буду сядзець проста так, гэта не значыць, што я не буду нічога рабіць, але я не зафіксую свой вынік. Для мяне канцэрты – гэта спроба яго зафіксаваць: тут знаходзіцца матывацыя, ты акумулюешся і за два тыдні робіш вельмі шмат. Дрэннае ты адсейваеш, таму што побач з табой з'яўляюцца слухачы, і хутка заўважаеш добрае. Для мяне гэта такія засечкі развіцця. Напэўна, канцэрт у «Бруге» не будзе падобны да канцэрта маёй мары, але гэта будзе маленькі крок да яго.
– «Будзе не весела, але душэўна»: гэта рэферэнс да «сумнай спявачкі» або так альбом называецца?
– Мы цяпер над гэтым думаем, але проста гэта такая лажа: божа, каму якая розніца, як называецца альбом?
– А чаму будзе нявесела?
– Ды будзе весела. Я не люблю прома-тэксты: напэўна, іх трэба пісаць, але я не разумею тэкстаў тыпу «гэта будзе незабыўны вечар». Мне здаецца, я вельмі асабісты выканаўца. Мне нават напісала адна дзяўчына: «Паліна, я бачу, у вас усё добра, вы сталі такая папулярная, але мне так балюча, таму што раней мне здавалася, што вы спяваеце толькі для мяне». І я разумею, што я сябе крыху агідна вяду на канцэртах, таму што я паводжуся не як сумная спявачка, і ў мяне было шмат гісторый, калі чалавек не чытае мой тып асобы і кажа, маўляў, божа, што гэта наогул такое было?
На тым этапе, на якім я знаходжуся, гэта ўсё роўна вельмі асабістая сустрэча. Я ў інстаграме рабіла апытанне, хто вы і адкуль, і я так здзівілася, што для мяне 85% адсоткаў гэтых людзей – гэта такія класныя чувакі, і ты разумееш, што ты з усімі пагаварыў бы: адзін грае блюз-панк на кітайскай, а другі займаецца нафтай у Амерыцы. Гэта цікавыя людзі, і я разумею, што гэта наша з імі асабістая сустрэча. Ты ж не можаш апісаць сустрэчу з сябрамі: напэўна, яна будзе вясёлая, а можа быць і не.
– Ты не баішся, што пасля выпуску альбома цябе зноў перамкне?
– Не, таму што я ўжо думаю пра наступны. Тое, што са мной зараз адбываецца, – гэта складана. І я часам выракаюся ўсяго, таму што вельмі балюча, калі нешта не выходзіць. Але ты хутка развіваешся, і ёсць шмат такіх штук, якія ты чуеш і думаеш: «Божа, які там круты інструмент, гэта ж гучыць так па-клубнаму!» Але ты знаходзіш гэты інструмент, робіш з ім партыю і разумееш, што гэта не гучыць. Ці ў цябе была любімая песня, але ты яе чытаеш і разумееш, што, калі для цябе гэта ўжо пройдзена, ты не можаш да гэтага ставіцца так, як ты ставіўся раней. Таму я ведаю, што мне будзе дрэнна.
Фотa: Каця Крук
В прошлом году Полина Полонейчик стала активно возвращаться из затяжного творческого отпуска. Вместе с новым псевдонимом – Palina – изменилась и музыка. Полина освоила Ableton, кардинально обновила звучание и готовится презентовать свой второй альбом в «Брюгге».
Мы встретились с Полиной накануне большого концерта в Минске, чтобы обсудить творческую перезагрузку, сложности концертной жизни и – самое главное – как научиться принимать себя такой, какая ты есть, со всеми «слабостями и детской наивностью».
Забавное совпадение: наш редактор Леша Горбаш учился с Полиной в одной школе. И на этом фоне ее история становится еще интереснее: от песен под гитару в школьных коридорах до больших сольников в Минске, Киеве и Мадриде.
Перезагрузка
– Сейчас ты похожа на самого занятого человека в мире.
– Я долго шла к созданию видимости того, что я суперзанятой человек. Вообще очень много какой-то мелочи. Я сидела два года и думала, что бы такого придумать, но решила все это делать в последние три дня. Оказывается, эффект ошеломляющий.
– Получается, так у тебя выглядят последние три дня, а не последние две-три недели?
– Да, конечно. Я уже думала, что это глупая идея была – заниматься музыкой.
– Лет десять назад свернула не туда?
– Да нет, раньше. Для меня все это очень интересный опыт, но голова у меня сейчас сходит с ума: есть альбом, который до сих пор не доделан. Не скажу, что я его откладывала до последнего, но у меня было много концертов, и оказалось, что это сложно. Были концерты в Украине, здесь и два в Испании. И когда у тебя семнадцать концертов и на каждый хотя бы техрайдер нужно скинуть, уже немножко сложно.
– А ты сама всем этим занимаешься?
– Мне помогает Катя, но мне сложно что-то делегировать. Плюс это все сильно решается личным контактами, и зачастую мне это проще делать, потому что, передавая что-то другому человеку, нужно подойти к нему и сказать: «Вот, смотри, есть вот этот человек», а вот этому человеку сказать: «Привет, вот тут так вот». И это сложно: я хочу так больше никогда не делать, потому что это очень сложно. Начиная с организации концертов – афиши я тоже сама делаю, – потом я пишу альбом, занимаюсь концертной программой, и мерч мы какой-то придумали, поэтому да, много всего.
«Можешь сделать какую-то ерунду – и это выстрелит»
– Были моменты, когда казалось, что ты вообще не вывозишь?
– Сегодня, но, наверное, это единственный такой момент. Все зависит от того, как к этому относиться. Вечером мне сложно, а днем нормально. Когда просыпаюсь, я понимаю, что мне это очень нравится. Когда я стала пытаться делать что-то новое с Ableton, мне тоже было сложно, и это был самый тяжелый период. Потому что я делала все плохо, только начинала учиться и ничего не понимала в музыке. Плюс меня не очень приняли: мама сказала, мол, что ты такое делаешь, я была на твоем концерте и у меня болела голова.
Сейчас я пережила это, чему и рада, потому что это действительно очень сложно. Сложно найти оправдания, когда ты понимаешь, что просто делал плохо, поэтому это никому не понравилось. Раньше я что-то делала и не думала о последствии, а сейчас понимаю: если сделать так – будет одно, иначе – другое. Пример из инстаграма: есть фотографии со сложной красотой, и несмотря на то что мы с Катей тратим на них много времени и я горжусь результатом, они не собирают лайки, зато всегда можно сфотографироваться в шторах в розовой кофте и всем понравится.
С другой стороны, есть много обидных штук, типа парадокса с кавером на Тиму Белорусских. Это случилось в день, когда мне пришлось отменить концерт, у меня заболел малой и мы поехали сдавать билеты. На все было потрачено сорок минут: мы сняли это одним проездом по эскалатору, и до этого за двадцать минут я накидала текст. И об этом написали практически все беларусские СМИ: так не писали ни про мой первый альбом, ни про «Х-Фактор», ни про что-то еще. И это очень забавно: ты можешь что-то делать очень долго и загоняться, но этого никто не заметит. А можешь сделать какую-то ерунду – и это выстрелит.
– Но вы же понимали, когда выпускали эту ерунду, что это точно все расхватают?
– Ну мы догадывались. Но понимаешь, мы делали это, потому что нам было очень смешно, а всех это очень взбудоражило.
«Когда мы выпустили первый альбом, я ничего не понимала в музыке»
Тур, дикая женщина и оливковое масло
– Ты и до этого каталась в туры, но этот был самый загруженный, объемный и сложный. Или такие выезды уже были?
– Я разделила тур на две половины: в первой я поехала на Западную Украину, во второй должно было быть три концерта, но случилось только два – в Киеве и Одессе. За эти два концерта я устала гораздо больше, чем за пять других концертов.
– Почему?
– Это связано с переездами и болезнью. Когда в первый раз поехала, то не болела, а по пути в Киев у меня болело просто все. И как-то так сложилось, что мы попали к какой-то дикой женщине. Приехали, и это оказалась вообще не та квартира, нам это не понравилось, но мы остались, потому что у нас было два огромных чемодана. А хозяйка квартиры сказала: «У вас такое перекошенное лицо, я не хочу, чтобы вы оставались в моей квартире». Мы попытались ей объяснить, мол, когда ты приходишь в магазин за огурцами, а тебе пробивают помидоры, ты остаешься недовольным, а она сказала: «У меня есть специальный человечек, который этим занимается», а потом она увидела, что у нас в пакете лежит манго, и сказала, что она в Африке ела манго, только они были настоящие.
В итоге получилось, что в четыре у нас саундчек, а в два часа нам все еще негде жить – за счет этого было плохо. Но знаешь, раз на раз не приходится: мне было это интересно, но сказать, что я еще раз так поеду – нет, наверное, не поеду.
По деньгам мой концерт в Бресте вышел больше по плюсу, чем пять концертов на Западной Украине. Есть два разных концерта: тот, который хочешь сделать ты, и тот, который хотят сделать тебе. И в этом была вся соль, потому что те концерты, которые я делала сама, были со сложными условиями: ты все равно берешь какой-то город «локомотивный», который тебе оплачивает все, а остальные берешь в довесок, потому что тебе интересно.
– А европейские концерты как получились?
– Очень странно. У меня есть такой Андрей Зоин – человек, через которого я стала выступать в Украине. Он когда-то пригласил меня на фестиваль «Республика», я тогда выступала перед «Ляписом Трубецким». Кстати, помню, что думала тогда: «Вот, сейчас съезжу туда – и все, попрет!» Боялась скатиться в коммерцию.
А сейчас он переключился на проекты-гранты. Суть в том, что он решил сделать в Испании концерты для поддержания украинской диаспоры, но почему-то с беларусским артистом. Не знаю почему – я решила не вдаваться в подробности, это был его выбор. Он просто написал: «Давай сделаем концерт в Барселоне».
Там было очень интересно: местный организатор оказался чудесным человеком, очень странным, но положительным, похожим на шмеля. Концерт в Барселоне был в концертной галерее, в которой было очень много разных дизайнеров, консулов и директоров. Там даже разливали шампанское, и это было очень странно.
Про концерт в Мадриде я думала, что туда придет три человека, но это были полноценные концерты, было интересно. А почетный консул Беларуси в Барселоне – испанец. Он подарил мне бутылку оливкового масла со своей фермы.
«Когда мы выпустили первый альбом, я ничего не понимала в музыке»
– Ты где-то два с половиной года не занималась музыкой.
– В 2015-м мы выпустили альбом, после этого сыграли в июле концерт, это была крайняя точка. После этого мы еще делали концерты: за 2015–2016 годы у меня было концерта три, но делать что-то дальше мне однозначно не хотелось. Тогда я еще нормально собирала людей, а потом все. Сейчас стало получше: я начинала с «Граффити», и после перерыва мой сольный концерт был где-то в конце 2016 года. И период с 2016 по 2017 был сложным, но, когда я стала выступать одна, меня начали звать на фестивали. Потому что, когда вас пятеро, везти всех как-то не очень удобно. А сейчас я одна – и стало попроще.
– В интервью ты описывала этот период так: «Больше не хотела петь». Накрыло какое-то разочарование?
– Когда мы выпустили первый альбом, я ничего не понимала в музыке: у меня есть слух и понятие о музыкальном образовании, но я не знала, что с этим делать, мне было ужасно страшно и абсолютно непонятно. Плюс у меня было много школьных комплексов, и тут произошли два обстоятельства: появился Вова Потапенко с Ableton School и я сидела дома в декретном отпуске.
Я понимаю, что, если бы у меня не было ребенка, я пошла бы работать туда, где работают все мои друзья, занималась бы какой-нибудь видеосферой и забила на музыку. У меня реально было два крутых года, которые я провела наедине с собой, и у меня в этом плане с собой хорошие отношения, потому что начинается все с того, что ты себя гнобишь.
На курсах у Вовы ты самообразовываешься: ты можешь самостоятельно, не имея барабанной установки, изучить ритмические и басовые функции, кучу всего услышать и прокачаться в плане звучания. А еще ты можешь делать ошибки: со мной ходили люди на курс, и они не знали ноты, и им Вова распечатывал клавиатуру. Он так круто все объяснял, что ты понимаешь, что если они могут, то и ты можешь.
«По деньгам мой концерт в Бресте вышел больше по плюсу, чем пять концертов на Западной Украине»
Тогда я ходила на целый курс, потом на интенсив, потом я была у Леши Варсобы на импровизации и композиции. Меня это все раскрепостило, и музыка меня заинтересовала. Сейчас вот я выпускаю альбом и знаю, что там есть плохого, но я стала наблюдать за тем, что происходит со мной и с моей музыкальной идеей. Я от альбома уже отошла, потому что мне хочется уже делать немного другую музыку, но решила, что эти проекты нужно выпустить, чтобы зафиксировать время. Это нужно, чтобы открыть его потом и подумать: боже, да разве так можно было? Нужно принимать свою слабость и детскую наивность, потому что, если ты в этом плане начинаешь себя сильно загонять, тебе сложно двигаться дальше.
– Стала проще относиться к музыке?
– Стараюсь. Это моя игра с самой собой: ты ловишь крутой кураж, когда кому-то нравится то, что ты хочешь делать. У меня есть какие-то амбиции, особенно когда я понимаю, что вот это я сделаю, потому что мне это нравится, этот трек мне нравится, потому что в нем взрослая музыкальная идея, а вот этот трек просто зайдет. А вот эту песню я сделаю попсовой – интересно, она понравится моей маме?
Я только полгода начала продаваться везде, раньше я этим не занималась, и я всегда думала, что у меня есть две песни – «Як ты?» и «Лета», две беларусские песни. Но оказалась, что моя самая популярная песня – это «Сарафан». Суммарно у меня несколько миллионов прослушиваний, и 95% всего заработка – это прослушивания трека «Сарафан» в России, где я вообще не выступаю.
– Почему ты не выступаешь в России?
– Просто нет хороших предложений. Были попытки делать концерты, но местные не хотят этим заниматься, ты делаешь это отсюда дистанционно, и как бы тебе ни казалось, что все можно сделать через инстаграм, это не так: ты просто выходишь в ноль.
«Могу выпустить спектакль, машины выпустить и могу сделать все, что угодно, и это будет работать»
Х-Фактор – коротко
– Ты помнишь момент, когда ты подумала: «О, “Х-Фактор”, надо съездить»?
– Такого момента не было. Меня сразу пригласили на телевизионный кастинг, я не подавалась на предварительный отбор: тогда у меня было три концерта в Украине, а потом я поехала к ним в Киев, спела и поехала домой. В начале мне было все равно. А в ночь перед выступлением решила посмотреть, что это вообще такое. И я так испугалась той сцены. Но первый кастинг будет одним из самых ярких воспоминаний в жизни.
Как будто дешевый фильм, где ты, обычная девочка, попадаешь в город больших огней. Меня восхитило, что на площадке такая же эмоциональная ситуация, что и на экране: потом все нагнетается с помощью монтажа и слезной музыки, а там все такое, что ты не можешь поверить, что это все настоящее.
– Что тебя там удивило больше всего?
– Масштаб телевидения крутой. Ты чувствуешь, что это стоит много денег. Еще было классно смотреть за тем, как работают люди, у нас такого нет. Там была такая ситуация, что костюмеру приносят эскиз и говорят: «Посмотри, тут у него должны быть шлемы с ирокезами, сделай». И я думала, что они ничего не сделают – это очень по-беларусски. Прихожу через четыре часа, а они взяли какой-то пенопласт, порезали его, покрасили баллончиком – и получились какие-то крутые шляпы. Или девочке было неудобно сидеть на стуле – пришел сварщик и тут же поменял стул.
– А ты где актуальнее: в Украине или у нас?
– Ты знаешь, здесь. В этом плане «Х-Фактор» не сильно повлиял на концерты в Украине. Думаю, если бы я участвовала в нем 8 лет назад, мне бы это что-то дало, тогда это было новым и шоу смотрела аудитория, с которой мы могли зацепиться. Сейчас во время эфиров меня узнавали пограничники, просили сфотографироваться, если говорить о подписке в инстаграме, то это дети одиннадцати лет: это не та аудитория, которая пойдет тебя слушать на концерте. Я рада, что я сделала концерты в Украине после «Х-Фактора»: если бы я их не сделала, я бы думала, что упустила какой-то успех. Но на концертах оказалось, что туда ходит фестивальная публика: они не видели меня по телику, они видели меня на «Захиде».
Я – специфический продукт. Были ребята из кавер-бендов, но работы и каких-то предложений не было ни у кого. Это было очень странно, и с октября по январь был голодный период жизни: ты все тратишь на то, чтобы как-то жить в Киеве. Что-то возмещали, а что-то нет: все должны были заселиться пораньше, а я заселилась на две недели позже, но ездила на какие-то дни домой, плюс у меня были какие-то концерты. Такие моменты не возмещали. Ну и ты же не можешь три месяца там не есть, и по итогу к январю все было очень грустно.
У меня была интересная ситуация: когда я поехала на «Х-Фактор», параллельно с этим двое ребят с «Танцев» на ТНТ танцевали под мои песни. И это тоже дало большой выхлоп, хотя я для этого ничего не делала.
«Когда понимаешь, что 80% беларусских музыкантов помещается в "Корпусе", думаешь, что надо делать хоть что-то»
– Ты выпускаешь альбом. Насколько это для тебя важная вещь?
– Сейчас уже не очень важная. Это третья весна подряд, когда я собираюсь выпустить альбом. В первую весну была эйфория, во вторую я понимала, что есть проект, но я ничего не могу доделать, а сейчас я не отношусь к нему как к чему-то особенному. Я понимаю, что сейчас все быстро меняется, все прокручивается в ленте и забывается. Что-то может принести тебе плюс только через полгода, и моя аудитория, которая на меня будет ходить, должна услышать меня, влюбиться, развестись, послушать мои песни, а потом они уже начнут ходить на концерты. Должен пройти какой-то период: ты либо собираешь какую-то постоянную аудиторию, либо это какой-то хайп, который мне в моем формате достаточно сложно сделать. «Мокрые кроссы» в моем формате – это странное явление, но я понимаю, что не начну так вот совсем. До грамотных коммерческих штук тоже нужно дорасти и делать их очень хорошо.
– Слово «коммерция» тебя больше не пугает?
– Нет. Я сейчас понимаю, что мне нравится заниматься тем, чем я занимаюсь. Буду за это держаться, потому что не хочу идти в офис. Сейчас суть музыкального рынка состоит в том, что ты становишься брендом и можешь делать все, что угодно. Я понимаю, что аудитория условно небольшая, но я могу выпустить спектакль, машины выпустить и могу сделать все, что угодно, и это будет работать.
– Ты чувствуешь, что в Беларуси это стало активно двигаться?
– В 2015–2017 годах на меня приходило 112 человек. Сейчас приходит больше, и это чувствуется.
– За остальной сценой ты как-то следишь или она отдельно от тебя существует?
– Мне интересно. Когда я только начинала что-то делать, мне казалось, что я была как маньяк: выцепливала кого-то, кто занимается музыкой, и расспрашивала его, как он это делает. Потом я поняла, что это слишком навязчиво, люди к этому плохо относятся, стала сдержаннее, но мне все еще очень интересно.
– А кто тебе нравится?
– «Петля пристрастия». Нравится, как работает Shuma. Хорошие ребята Intelligency. И Dee Tree нравятся.
– А Тима Белорусских тебе как?
– Когда мне ночью плохо, я, бывает, включаю Коржа, «Море по колено» условное, и мне выпить хочется, а потом я слушаю и думаю: «Блин, рифма такая, мог бы и лучше, но все равно молодец, сосед!» И если не переходить на музыкальный вкус, кто, что и как сделал, то я очень положительно отношусь ко всем, потому что понимаю, что это все непросто. Знаешь, в прошлом году собирали в «Корпусе» музыкантов и делали лекции. И когда ты понимаешь, что 80% беларусских музыкантов помещается в «Корпусе», ты думаешь, что надо делать хоть что-то.
«Нужно принимать свою слабость и детскую наивность»
Фиксация момента
– Концерт в «Брюгге» – это какой-то шаг к дальнейшим целям или просто еще один сольник на день рождения?
– Если я буду сидеть просто так, это не значит, что я не буду ничего делать, но я не зафиксирую свой результат. Для меня концерты – это попытка его зафиксировать: это мотивирует, ты аккумулируешься и за две недели делаешь очень много. Плохое ты отсеиваешь, потому что рядом с тобой появляются слушатели, и быстро замечаешь хорошее. Для меня это такие засечки развития. Наверное, концерт в «Брюгге» не будет похож на концерт моей мечты, но это будет маленький шаг к нему.
– «Будет не весело, но душевно»: это референс к «грустной певице» или так альбом называется?
– Мы сейчас про это думаем, но просто это такая лажа: господи, кому какая разница, как называется альбом?
– А почему будет не весело?
– Да будет весело. Я не люблю промо-тексты: наверное, их надо писать, но я не понимаю текстов типа «это будет незабываемый вечер». Мне кажется, я очень личный исполнитель. Мне даже написала одна девушка: «Полина, я вижу, у вас все хорошо, вы стали такая популярная, но мне так больно, потому что раньше мне казалось, что вы поете только для меня». И я понимаю, что немного отвратительно веду на концертах, потому что я веду себя не как грустная певица. И у меня было много историй, когда человек не читает мой тип личности, и говорит, мол, господи, что это вообще такое было?
На том этапе, на котором я нахожусь, это все равно очень личная встреча. Я в инстаграме делала опрос, кто вы и откуда, и я была настолько удивлена, что для меня 85% процентов этих людей – это такие классные чуваки, и ты понимаешь, что ты со всеми заговорил бы: один играет блюз-панк на китайском, а другой занимается нефтью в Америке. Это интересные люди, и я понимаю, что это наша с ними личная встреча. Ты же не можешь описать встречу с друзьями: наверное, она будет веселая, а может быть и нет.
– Ты не боишься, что после выпуска альбома тебя снова перемкнет?
– Нет, потому что я уже думаю про следующий. То, что со мной сейчас происходит, – это сложно. И я иногда отрекаюсь от всего, потому что очень больно, когда что-то не выходит. Но ты быстро развиваешься, и есть много таких штук, которые слышишь и думаешь: «Господи, какой там крутой инструмент, это же звучит так по-клубному!» Но ты находишь этот инструмент, делаешь с ним партию, и ты понимаешь, что это не звучит. Или у тебя была любимая песня, но ты ее разбираешь и понимаешь, что, если для тебя это уже пройдено, ты не можешь к этому относиться так, как относился раньше. Поэтому я знаю, что мне будет плохо.
Фото: Катя Крюк
