«Искусство – это психотерапия». Художница Анастасия Рыдлевская – о своих тревогах и Евах

29.01.2021
Автор: murmurash
6550

Анастасия Рыдлевская создает очень эмоциональные работы с сюжетами, которые так нам всем знакомы. Мы сходили в гости к Насте, чтобы поболтать о том, как искусство помогает переживать травму, как бороться с внутренним критиком и почему художник должен быть счастливым.

Америка и Беларусь 2000-х

– Детство у меня было офигенное. Родители меня баловали, я делала все, что хотела. С моих пяти до восьми лет мы жили в Америке, это время как раз выпало на возраст, когда ты все поглощаешь. Мне казалось, что там все цветное и радостное. А потом мы приехали сюда, и теперь мне кажется, что в восемь лет у меня была депрессия, правда, никто этого точно не установил. До тех пор я никогда не видела панелек, а тут увидела – и не поняла, почему они такие серые.

Однажды мама хотела купить мне желейных червячков, чтобы развеселить. В Америке их продавали пачками, а тут она попросила 200 грамм, а женщина на кассе говорит: «Вообще-то, это поштучно» – меня это так впечатлило. После переезда у меня была какая-то диссоциация реальности – Америка и Беларусь 2000-х. Но все равно детство было очень счастливое.

Родители поддерживали мое стремление к искусству. Когда мне было лет 5-7, папа устраивал мне персональные выставки. Он говорил: «Я приду к тебе на выставку, подготовь ее, пожалуйста». И я все рисунки, которые за неделю успевала сделать, развешивала по комнате, он приходил, с очень серьезным видом все рассматривал, каждую работу хвалил, а потом говорил: «Ну, теперь я все покупаю». Давал мне немного денег, а я думала «У меня покупают работы – значит я художник». Сейчас я так не думаю, конечно, это в детстве я жила стереотипами. Хотя когда покупают картины – это приятный бонус.

«Несмотря на то, что у меня очень мрачные работы, мне становится легче»

«Художник должен быть счастливым»

– У меня слишком сильная эмоциональная связь с работами, особенно в первое время, когда я их только закончила. Хочется, чтобы картины просто стояли дома, хоть и места уже нет. Потом, конечно, я их продаю, особенно если работы людям очень нравятся. Приятно, когда картина находит дом, в котором ее ценят и относятся к ней по-доброму.

Художник не должен быть голодным. Мне вообще не нравится этот романтизированный страдающий образ. Я недавно наткнулась на книгу Линча и согласна с его подходом: он считает, что художник должен быть счастливым. И все люди, которые творят, должны быть счастливыми и получать от процесса удовольствие, иначе для чего это все? Есть миф, что Ван Гог только из-за страданий создал свои работы. А Линч говорит, что Ван Гог мог бы создать гораздо больше, если бы был счастлив.

Я испытываю абсолютное счастье, когда рисую. Просто не могу не рисовать – это как не поесть: можно стать злой и грустной. Даже несмотря на то, что у меня очень мрачные работы, мне становится легче, все негативные эмоции перерабатываются. По сути, это все, что мне нужно от жизни: иметь возможность рисовать, покупать краски, какие хочу, работать на холстах, на каких хочу.

Искусство как психотерапия

– Если протестное искусство – это какое-то ангажированное искусство, то можно сказать, что мои работы – это тоже протестное искусство. Я выражаю этим свою позицию, хоть и не ставлю это первоначальной целью. Просто рисую, потому что у меня сейчас не получается ничего другого. Мне плохо, а это единственный способ, который реально помогает мне справляться с тяжелыми эмоциями. То, что я переживаю, передаю через рисунки и пытаюсь сама осознать и пережить эту травму. И работы становятся как будто артефактами времени, которые запечатляют то, что существует в данный момент, а значит это не забудется. Мы их сохраним, и это будет способом осознать, что произошло, и прожить все на более глубоком уровне. Искусство в этом очень помогает.

Ну и, конечно, мне, как и многим художникам, рисование дает голос: так я могу сказать, что я есть, я живу и мне больно. Искусство – это психотерапия: я очень тревожный человек, а образы помогают мне трансформировать переживания. Это все про нашу жизнь, сейчас она такая. Работа, которая называлась «Мне нужны деньги на психотерапевта», – это была не шутка, это был крик о помощи!

Евы тоже стали способом терапии: я решила рисовать Ев в разных техниках, чтобы успокоиться, пока не устану. Их появилось очень много, но Ев нельзя продавать – только дарить. А моя подруга художница Лиза Бузановская предложила раздавать их за донейшн в фонды солидарности, чтобы люди могли помочь, кому захотят. Я удивилась, что буквально за три часа всех Ев разобрали. То есть и мне самой стало легче, и получилось сделать людям приятные подарки, да еще и помочь кому-то – win-win-win со всех сторон.

«Искусство – особенно протестное – должно выходить за рамки места, где ты живешь»

Выставки в Европе

– Выставки беларусского протестного искусства – это очень круто. Искусство – особенно протестное – должно выходить за рамки места, где ты живешь. Очень важно, чтобы люди, которые не находятся в нашей повестке, на всех уровнях смогли прочувствовать, каково нам. Сухие новостные сводки могут не вызывать такую эмпатию: я по себе сужу, мировые новости воспринимаю как какие-то отдаленные вещи. А когда те же эмоции, чувства и боль перерабатываются через художественный образ, намного проще и яснее можно донести, в чем ты живешь. Мне кажется, что через искусство люди проявляют больше эмпатии.

Художественное образование – нужно или нет?

– Образование – это базовая вещь, которая дает понимание, что ты вообще делаешь. Но как ты его получаешь – зависит от твоих возможностей. У меня не было возможности поступить в Академию искусств и поэтому я получала базовое образование – академический рисунок, живопись, композиция, цветоведение – через частные занятия у художников, в студиях и на курсах. Это более долгий путь и очень утомляющая работа. Если ты попадаешь в специализированное заведение, то как минимум находишь там соратников. А так ты сам пытаешься привести бессистемность в систему, но рядом нет никого, кто мог бы тебя поддержать.

Художником, конечно, можно быть и без образования, но систематические знания дадут больше способов выражения. Например, чтобы быть писателем, не нужно специальное образование, но нужна тонна прочитанных книг, чтобы иметь возможность опереться на какой-то фундамент. Нужно знать правила, чтобы их нарушать.

По образованию я филолог, магистр филологических наук. Я работаю по специальности, и это так круто! Преподаю зарубежную литературу и просто кайфую: обожаю свою работу, своих студентов и свой предмет. Большая часть времени все равно уходит на живопись, но благодаря работе получается отвлечься от искусства, перезагрузиться и окунуться совсем в другую сферу. Через свою официальную работу и через литературу я подпитываюсь идеями.

Внутренний критик и рабочий процесс

– У меня есть устоявшаяся система: уже пять лет рисую каждый день. Есть у меня время или нет, все равно знаю, что по-любому сегодня что-нибудь создам. Посплю поменьше, не пойду тусоваться, но обязательно буду рисовать.

Сейчас у меня есть два способа работы: для графики и для живописи. К графическим работам я подхожу с позиции экспрессии, очень быстрого выражения эмоций. У меня есть дневник, и я могу вдохновиться от фраз, которые туда записываю, или просто какие-то строчки в голове начинают звучать. Конечно, они будут связаны с жизнью, а я буду пытаться их передавать через какой-то образ. А иногда медитирую или погружаюсь в какой-то поток, например через музыку. Оттуда вылавливаю мгновенные образы – они в тумане, ты видишь только очертания и быстро их передаешь. Так в основном получаются картины маслом. Из слов – графические работы, а из глубинных образов – картины маслом. Но иногда я не следую своему правилу и делаю все наоборот.

«Работы становятся артефактами времени, которые запечатляют то, что существует в данный момент, а значит это не забудется»

Еще для меня очень важны названия, не люблю оставлять работы без них. Стараюсь услышать, как работа хочет, чтобы я ее назвала. Смотрю на картину, могу долго не показывать ее, потому что не знаю, как она называется, – молчит. И потом – раз, выстреливает название, а для меня выстраивается цепочка объяснений самой картины, что там на самом деле изображено. То есть эмоция может быть одна, а потом она трансформируется – и получается нечто другое.

Я очень долго боролась с внутренним критиком. 2019 год вообще помню как страдание: тогда этот критик развился до уровня «всё, просто бросай, ты не можешь, тебе нельзя рисовать». Потом попала на курс Лены Гиль в «6В Мастацкая Майстэрня». Лена волшебная, просто неземная – и группа художниц, которые собрались вместе, тоже. После курса вся самоненависть прошла, теперь я рисую легко, свободно и счастливо. Когда разрешаешь себе что-то, так хорошо живется.

Работы Насти можно будет посмотреть на коллективной выставке «Мы, конечно, сразу в рай» с 11 февраля по 21 марта в НЦСИ (ул. Некрасова, 3).