Буквально на днях выходит новый альбом Пита Павлова «Зброя. Золата. Кабеты», написанный по мотивам романов шпиона и контрабандиста Сергея Пясецкого. Мы встретились с музыкантом и спросили, зачем переосмысливать беларусских гангстеров, на каких он играет гитарах и кто такие современные антигерои – разговор получился, как это сейчас нечасто бывает, развернутым и с широкими мыслями.
Гангстерская Беларусь
– Пит, твой альбом «Зброя. Золата. Кабеты» посвящен творчеству Сергея Пясецкого, а на обложке последнего в Беларуси перевода его романа «Любовник Большой Медведицы» – твое фото. Расскажи, как ты познакомился с этим автором и чем его книги тебя так зацепили?
– Во время концертного тура в Польше с «Народным альбомом» после песни «Кантрабандыст» к нам подошел поляк и спросил: «Вы что, начитались Пясецкого?» Я тогда ничего о нем не знал и заинтересовался. Оказалось, он – наш земляк, родился в 1900 году в Ляховичах, в семье обрусевшего шляхтича, который работал железнодорожным чиновником, довольно высокопоставленным. С детства Пясецкий испытывал проблемы с социализацией: в школе напал на школьного инспектора, за что был изгнан, и уехал в Россию. Когда началась революция, он вернулся в Минск и стал членом криминальной группировки. Все это описано в его автобиографических романах.
Там очень интересная атмосфера города, каким мы его не знаем: с бандами, нападениями, ограблениями, полицмейстерами, отелем «Европа», еврейской корчмой на Логойском тракте. Для многих история Минска начинается после Великой Отечественной, а каким был и как выглядел он до этого, нет никакого представления. В Америке, например, времена сухого закона уже давно отрефлексированы и романтизированы: у них есть Багси Сигел, Аль Капоне, все эти герои очень популярны. А у нас сложилась не менее интересная ситуация. Нашу страну по живому разделили Брестским миром на две части, Западную и Восточную Беларусь, со своими законами в каждой. А в пограничном мире появлялись люди, у которых не было желания подчиняться новым коммунистическим властям, но и поляки для них были чужими, навязывающими свой язык и культуру.
«Там очень интересная атмосфера города, каким мы его не знаем: с бандами, нападениями, ограблениями, полицмейстерами, отелем «Европа», еврейской корчмой на Логойском тракте»
В этой парадигме и жил Пясецкий и, будучи контрабандистом, начал сотрудничать с польской разведкой. Тогда появилась знаменитая «Двуйка» – дефензива, которая эффективно действовала против Советского союза, особенно на этих территориях. Но об этом в нашей литературе нет никаких рефлексий, об этом не написано. У нас культивируется либо образ крестьянина в лаптях – «Люди на болоте», либо горожанина, которого все время угнетает советская власть. Поэтому Пясецкий необычный персонаж в этом плане, трикстер.
– Тебя он интересует исключительно как яркий персонаж или ты проводишь какие-то параллели со своей собственной жизнью?
– Конечно, я себя немного ассоциирую со своим героем: у меня тоже были развилки, когда я мог стать криминальным подростком либо оставить музыку и стать бизнесменом. И, как у него, у меня эта вилочка между советской культурой, ребенком которой я являюсь напрямую, беларусской новорожденной, в которой я участвовал и в которую внес некоторый вклад, и польской. Естественно, никакой «зброи» у меня в кармане нет, золото окказиональное и с «кабетами» все чуть более благопристойно (смеется).
Еще удивительное совпадение: он тоже играл на гитаре и мандолине и занимался боксом и борьбой. Для борцов, кстати, у меня в этом альбоме даже есть песня «Схватка».
– Персонаж, который вдохновил тебя на написание этого альбома, – настоящий уголовник эпохи после Октябрьской революции. Почему ты считаешь этот образ актуальным на данный момент?
– Говорить от лица авантюриста и шпиона, который жил и действовал почти сто лет назад, – это довольно интересная возможность высказаться. Говорить про современность тяжело: находясь внутри событий, люди часто не видят каких-то важных вещей, замечая их только на дистанции. То время является для меня метафорой некоего «пространства чистого опыта», как в вестернах – когда пистолет как раз не метафора, а на самом деле в руке, когда человек участвует в настоящих перестрелках. Но сегодня настоящая битва – в пространстве идей о мире, в уме каждого из нас. И остается найти возможность отстаивать свое личное внутреннее пространство. Это не способ отмежеваться от других, а право рассказать и свою историю, право быть не «плохим», не «хорошим», а просто таким как есть.
Банда Павлова
– Как человек, записавший двадцать больших альбомов, и как один из самых видных и оригинальных гитаристов в этой стране, расскажи про эволюцию собственного стиля. Как она проявилась в этом альбоме?
– Ежели в молодости я ориентировался на гитаристов а-ля Ван Халена и Кирка Хэммета, а затем Тома Морелло, то сейчас я больше смотрю куда-то в сторону Хендрикса и Фрушанте. Благодаря концепции альбома я смог сделать отсылки к ним как к важным дополнительным художественным элементам, предполагая, что слушатель тоже узнает таких музыкантов, как Red Hot Chili Peppers, Джими Хендрикса, Ричи Блэкмора, The Last Shadow Puppets. Также я имел в виду и саундтреки к «Агенту 007», и такие фильмы, как «Свой среди чужих, чужой среди своих», «Хлеб, золото, наган», «Холодное лето 53-го». Даже название альбома «Зброя. Золата. Кабеты» восходит к этому героическому кино моего детства и юности. Я всегда хотел, чтобы музыка к ним звучала, будто играет Deep Purple, а на гитаре иногда вместо Блэкмора – Фрушанте.
– Какие гитары ты использовал в записи?
– Как и на «Д.П.Б.Ч.» NRM, я использовал Gibson Flying V. А также мои последние приобретения – два «стратокастера». Я всегда хотел и всегда имитировал их звук, делая в схемах своих гитар противофазы и отсечки, отключая одну катушку в хамбакере… Для этого альбома я купил настоящие American Standard Stratocaster и American Special Stratocaster, который для меня еще больше «стандарт», чем Standard. Там стоят датчики Texas Special, там широкие лады, большая клюшка, на шести болтах тремоло, это самый-самый классический «Страт», какой я себе представляю. Такой, как у Джими Хендрикса и Ричи Блэкмора. Также в одной песне я играю на интересной винтажной гитаре Danelectro Dead on ‘67, специально модифицированной минским гитарным мастером Владимиром Бураковым для одного моего друга. И, конечно, я играю на своей акустической гитаре Martin.
– Кто также участвует в твоем сольнике? Мы слышали о некой потрясающей команде.
– В качестве музыкантов я задействовал самых зрелых и опытных людей, своих друзей: Глеба Галушко в качестве сопродюсера, соавтора и бас-гитариста; появившегося чудесным образом в моей жизни Назара Реджепова – виртуоза из Туркменистана, который недавно закончил Кельнскую академию музыки по классу барабана и, на мой взгляд, является абсолютно бриллиантовым музыкантом. Он какое-то время жил, работал и записывался в Германии, под управлением высококлассных американских преподавателей играл джаз. В качестве второго барабанщика я пригласил беларусского музыканта Александра Волощика, «фирмача», который все свои партии смог сыграть с первого дубля.
– Как создавался альбом? Есть ли у тебя какой-то свой метод работы, которым ты переводишь ощущения от живой жизни или какие-то драматургические референсы в гитарную игру и песни?
– Я слушаю самые удачные свои песни и думаю: ну как вот они получились? Они рождались прихотливыми путями, а потом шлифовались.
Этот альбом – результат большого количества совпадений, допущений, моей личной интуиции, вдохновения и жесткой редактуры. Я часто следую сначала за своей интуицией, затем за материалом. Я могу поначалу планировать себе что-то одно, потом подключается новый человек, материал меняется, и я спокойно отпускаю первоначальную идею вслед за изменениями, но бывают вещи, которые я держу до конца.
Последнее время в шлифовке моих песен участвует Глеб Галушко. Из всех соавторов, которые у меня были, это мой самый внимательный, самый искушенный, самый непримиримый душитель всего (смеется): надежды, надежды на будущее, вообще надежды на нечто хорошее… Как правило, я формулирую фабулу, пишу основную мелодию, музыку и текст, которые Глеб затем подвергает жесткой редактуре – оставляет только констатации, прямые эмоции, обнаженные нервы, отсекает всю идеологическую, романтическую и героическую шелуху. А в музыкальный материал вносит необычные и важные нюансы, украшения и эффектные фигуры. Но если что-то резонирует со мной, даже если ему кажется, что это – чушь, но он видит, что это со мной все-таки резонирует, оно остается.
«Я всегда хотел, чтобы музыка к ним звучала, будто играет Deep Purple, а на гитаре иногда вместо Блэкмора – Фрушанте»
Я свои тексты сейчас сильно люблю. Потому что они проходят дошлифовку в горниле человека с более изощренным литературным вкусом, чем мой. Часто процесс нашего сотворчества острый, напряженный и динамичный и напоминает спорт – борьбу, фехтование или бокс. Захватывает полностью: вот пять минут назад мы орали друг на друга, а сейчас снова схватили гитары и продолжаем писать аранжировку.
А что касается метода, которым я живу, то, чтобы мир меня не растлил, я использую словесный анализ. Например, во время разговора я часто делаю важные для себя обобщения, просто вербализируя какие-то важные вещи. На мой взгляд, это довольно сложный, а иногда и дискомфортный способ, требующий полной честности с самим собой. Еще я часто отправляюсь на прогулку в одиночестве, и эти пешие походы помогают мне дошлифовывать тексты песен, после многократного проговаривания фразы иногда появляются странные образы, обрывки стихов. Я завел привычку записывать риффы или мелодии, появляющиеся спонтанно, сейчас у меня есть уже сотни, наверное, кусков песен, «рыб», схваченных тут же. Я даже кое-что выкладываю в Facebook. В принципе, из этих эскизов уже можно было бы альбом записать какой-то. И, возможно, когда-нибудь до этого дойдет.
Музыкальное гетто
– Пит, у тебя поменялись ориентиры, а вслед за ними музыка и тексты. Как ты считаешь, примет ли твоя аудитория этот новый формат?
– Когда становишься старше, становишься более изощренным, и твоя личность может полностью поменяться. Значит, и музыка твоя должна меняться, а если этого не происходит, значит, ты не взрослеешь. Думаю, что примет очень тепло, но, как обычно, должно будет пройти какое-то время (смеется).
«Многие поклонники хотели бы видеть группу NRM неизменной, такой, как в детстве, когда им все еще было бы семнадцать лет»
– Этот альбом выходит под именем Пита Павлова, а не NRM. Связан ли «ребрендинг» с тем, что «Д.П.Б.Ч.» получил поначалу холодные отзывы?
– Ну, во-первых, это не ребрендинг, а моя персональная авантюра. Во-вторых, здесь задействованы принципиально другие музыканты. В-третьих, мы тогда почувствовали, что хотим сделать музыку, более широкую стилистически, более сложную и более похожую на западную. Внутри всех нас произошли изменения, которые называются «взросление» (смеется). Было очевидно, что многие поклонники хотели бы видеть группу NRM неизменной, такой, как в детстве, когда им все еще было бы семнадцать лет, они все еще рубились бы на митингах и чтобы их любимая девушка первый раз их поцеловала. Поэтому мы, конечно, оказались с этим альбомом в сложной ситуации. Но альбом ведь получился действительно классным (улыбается).
– То есть на тебе отразилась ситуация, объективная для местного шоу-бизнеса, в которой всегда какой-то продукт доходит до аудитории и получает признание с большим опозданием?
– Да, непосредственным образом. У нас довольно сильное гетто, несмотря на наличие интернета. Тогда, пять лет назад, мы рискнули и сделали ту музыку, которая была неразрывно связана с нашими внутренними ощущениями локального контекста внутри глобального. И слушатель зарезонировал… но только через пять лет, когда наш альбом больше не свежий, а нас увлекли уже новые вещи. Главная проблема, конечно, – это нехватка у нас в последние годы настоящей профессиональной централизованной музыкальной прессы, которая была бы актуализирована и на репортажи с концертов молодых групп, и рецензировала бы их демозаписи, и своевременно анонсировала бы выход альбомов уже известных коллективов. С развитием интернета в начале нулевых произошел острый кризис бумажной прессы, и с прилавков исчезли основные музыкальные издания страны, прежде всего «Музыкальная газета», которую читали, по-моему, вообще все. Интернет все-таки слишком сегментирован, и это, с одной стороны, упрощает взаимодействие с уже имеющейся аудиторией, но одновременно и препятствует завоеванию новой.
К тому же сейчас все стали ужасными хипстерами (смеется). 1000 человек будут стоять и снимать на айфоны твой концерт, но ты потом не только ни одного репортажа с концерта не прочтешь, но и ни одной фотки в интернете не увидишь.
– Твой новый альбом еще сложнее, чем «Д.П.Б.Ч.». Для кого же в этих условиях гетто он сделан?
– Если в общих чертах, то он сделан для людей, ищущих внутренней свободы от комплексов, которые могут смотреть и на себя правдиво, и на других без иллюзорного чувства превосходства или потребности поделить все на черное и белое.
– Но такой широкий взгляд предполагает умение не поддаваться идеологии, которая всегда легче, чем правда. Как человеку научиться находить правду в те моменты мракобесия, когда окружающие люди теряют здравый смысл и ими начинает управлять коллективное подсознание?
– Некоторые, например, предлагают обратиться к таким фундаментальным трудам, как физиология Павлова, квантовая физика и так далее, но мне кажется, что не обязательно читать труды по квантовой физике. Но, тем не менее, надо знать, что есть константы в мире, а интерпретация фактов – вечное место спекуляций политиков, пиар-менеджеров, жучар всяких. Кроме осознанного и критического отношения нет другого метода. Получать информацию из разных источников, развивать воображение, интуицию и быть критичным. А окружающим напоминать об их разумности и человечности.
«Часто процесс нашего сотворчества острый, напряженный и динамичный и напоминает спорт»
– Ты приводил примеры своих героев, а можешь ли ты сказать, кто твой антигерой?
– Мой антигерой – это любой современный функционер, бюрократ, человек, действующий только под воздействием протоколов. Это и евробюрократ, и беларусский бюрократ, и российский бюрократ, который выдумывает себе костыли в виде неких теорий о том, как именно нужно жить. Это для меня антигерои. Потому что они могут даже не заметить, как «удушат» каких-то других людей. Самое ужасное в этом, что это вовсе может не быть их целью, а они просто могут действовать, отвлеченно от реальности исполняя некие бюрократические процедуры, жертвами которых можем стать мы все.
«Мой антигерой – это любой современный функционер, бюрократ, человек, действующий только под воздействием протоколов»
– Каковы сегодня твои «правила жизни» в двух словах?
– Я не плыву в мейнстриме, не подчиняюсь никаким институциям, действую в своих интересах и интересах своих близких и живу согласно своим ощущениям.
Текст by Александр Галецкий и Екатерина Стабровская
Фото by Таня Капитонова
Пагутарылі з героямі электроннай беларускай сцэны, гуртам CherryVata, напярэдадні выхаду іх доўгачаканага новага альбома.
Могилевская группа напоминает, что «будзе заўсёды весела».
Как построить не просто бар, но тусовку на районе.
Как построить не просто бар, но тусовку на районе.
Разговор о смыслах большого искусства.
Правила жизни, работы, отдыха.
КОММЕНТАРИИ (1)
очень хорошее интервью,спасибо автору! Пит Павлов-один из немногих,который создаёт свою музыку,опираясь на интуицию и свои ощущения. Вне контекста,принятого в социуме