Авантюры Пита Павлова
- 16.05.2017
- 7029
Буквально на днях выходит новый альбом Пита Павлова «Зброя. Золата. Кабеты», написанный по мотивам романов шпиона и контрабандиста Сергея Пясецкого. Мы встретились с музыкантом и спросили, зачем переосмысливать беларусских гангстеров, на каких он играет гитарах и кто такие современные антигерои – разговор получился, как это сейчас нечасто бывает, развернутым и с широкими мыслями.
Гангстерская Беларусь
– Пит, твой альбом «Зброя. Золата. Кабеты» посвящен творчеству Сергея Пясецкого, а на обложке последнего в Беларуси перевода его романа «Любовник Большой Медведицы» – твое фото. Расскажи, как ты познакомился с этим автором и чем его книги тебя так зацепили?
– Во время концертного тура в Польше с «Народным альбомом» после песни «Кантрабандыст» к нам подошел поляк и спросил: «Вы что, начитались Пясецкого?» Я тогда ничего о нем не знал и заинтересовался. Оказалось, он – наш земляк, родился в 1900 году в Ляховичах, в семье обрусевшего шляхтича, который работал железнодорожным чиновником, довольно высокопоставленным. С детства Пясецкий испытывал проблемы с социализацией: в школе напал на школьного инспектора, за что был изгнан, и уехал в Россию. Когда началась революция, он вернулся в Минск и стал членом криминальной группировки. Все это описано в его автобиографических романах.
Там очень интересная атмосфера города, каким мы его не знаем: с бандами, нападениями, ограблениями, полицмейстерами, отелем «Европа», еврейской корчмой на Логойском тракте. Для многих история Минска начинается после Великой Отечественной, а каким был и как выглядел он до этого, нет никакого представления. В Америке, например, времена сухого закона уже давно отрефлексированы и романтизированы: у них есть Багси Сигел, Аль Капоне, все эти герои очень популярны. А у нас сложилась не менее интересная ситуация. Нашу страну по живому разделили Брестским миром на две части, Западную и Восточную Беларусь, со своими законами в каждой. А в пограничном мире появлялись люди, у которых не было желания подчиняться новым коммунистическим властям, но и поляки для них были чужими, навязывающими свой язык и культуру.
«Там очень интересная атмосфера города, каким мы его не знаем: с бандами, нападениями, ограблениями, полицмейстерами, отелем «Европа», еврейской корчмой на Логойском тракте»
В этой парадигме и жил Пясецкий и, будучи контрабандистом, начал сотрудничать с польской разведкой. Тогда появилась знаменитая «Двуйка» – дефензива, которая эффективно действовала против Советского союза, особенно на этих территориях. Но об этом в нашей литературе нет никаких рефлексий, об этом не написано. У нас культивируется либо образ крестьянина в лаптях – «Люди на болоте», либо горожанина, которого все время угнетает советская власть. Поэтому Пясецкий необычный персонаж в этом плане, трикстер.
– Тебя он интересует исключительно как яркий персонаж или ты проводишь какие-то параллели со своей собственной жизнью?
– Конечно, я себя немного ассоциирую со своим героем: у меня тоже были развилки, когда я мог стать криминальным подростком либо оставить музыку и стать бизнесменом. И, как у него, у меня эта вилочка между советской культурой, ребенком которой я являюсь напрямую, беларусской новорожденной, в которой я участвовал и в которую внес некоторый вклад, и польской. Естественно, никакой «зброи» у меня в кармане нет, золото окказиональное и с «кабетами» все чуть более благопристойно (смеется).
Еще удивительное совпадение: он тоже играл на гитаре и мандолине и занимался боксом и борьбой. Для борцов, кстати, у меня в этом альбоме даже есть песня «Схватка».
– Персонаж, который вдохновил тебя на написание этого альбома, – настоящий уголовник эпохи после Октябрьской революции. Почему ты считаешь этот образ актуальным на данный момент?
– Говорить от лица авантюриста и шпиона, который жил и действовал почти сто лет назад, – это довольно интересная возможность высказаться. Говорить про современность тяжело: находясь внутри событий, люди часто не видят каких-то важных вещей, замечая их только на дистанции. То время является для меня метафорой некоего «пространства чистого опыта», как в вестернах – когда пистолет как раз не метафора, а на самом деле в руке, когда человек участвует в настоящих перестрелках. Но сегодня настоящая битва – в пространстве идей о мире, в уме каждого из нас. И остается найти возможность отстаивать свое личное внутреннее пространство. Это не способ отмежеваться от других, а право рассказать и свою историю, право быть не «плохим», не «хорошим», а просто таким как есть.
Банда Павлова
– Как человек, записавший двадцать больших альбомов, и как один из самых видных и оригинальных гитаристов в этой стране, расскажи про эволюцию собственного стиля. Как она проявилась в этом альбоме?
– Ежели в молодости я ориентировался на гитаристов а-ля Ван Халена и Кирка Хэммета, а затем Тома Морелло, то сейчас я больше смотрю куда-то в сторону Хендрикса и Фрушанте. Благодаря концепции альбома я смог сделать отсылки к ним как к важным дополнительным художественным элементам, предполагая, что слушатель тоже узнает таких музыкантов, как Red Hot Chili Peppers, Джими Хендрикса, Ричи Блэкмора, The Last Shadow Puppets. Также я имел в виду и саундтреки к «Агенту 007», и такие фильмы, как «Свой среди чужих, чужой среди своих», «Хлеб, золото, наган», «Холодное лето 53-го». Даже название альбома «Зброя. Золата. Кабеты» восходит к этому героическому кино моего детства и юности. Я всегда хотел, чтобы музыка к ним звучала, будто играет Deep Purple, а на гитаре иногда вместо Блэкмора – Фрушанте.
– Какие гитары ты использовал в записи?
– Как и на «Д.П.Б.Ч.» NRM, я использовал Gibson Flying V. А также мои последние приобретения – два «стратокастера». Я всегда хотел и всегда имитировал их звук, делая в схемах своих гитар противофазы и отсечки, отключая одну катушку в хамбакере… Для этого альбома я купил настоящие American Standard Stratocaster и American Special Stratocaster, который для меня еще больше «стандарт», чем Standard. Там стоят датчики Texas Special, там широкие лады, большая клюшка, на шести болтах тремоло, это самый-самый классический «Страт», какой я себе представляю. Такой, как у Джими Хендрикса и Ричи Блэкмора. Также в одной песне я играю на интересной винтажной гитаре Danelectro Dead on ‘67, специально модифицированной минским гитарным мастером Владимиром Бураковым для одного моего друга. И, конечно, я играю на своей акустической гитаре Martin.
– Кто также участвует в твоем сольнике? Мы слышали о некой потрясающей команде.
– В качестве музыкантов я задействовал самых зрелых и опытных людей, своих друзей: Глеба Галушко в качестве сопродюсера, соавтора и бас-гитариста; появившегося чудесным образом в моей жизни Назара Реджепова – виртуоза из Туркменистана, который недавно закончил Кельнскую академию музыки по классу барабана и, на мой взгляд, является абсолютно бриллиантовым музыкантом. Он какое-то время жил, работал и записывался в Германии, под управлением высококлассных американских преподавателей играл джаз. В качестве второго барабанщика я пригласил беларусского музыканта Александра Волощика, «фирмача», который все свои партии смог сыграть с первого дубля.
– Как создавался альбом? Есть ли у тебя какой-то свой метод работы, которым ты переводишь ощущения от живой жизни или какие-то драматургические референсы в гитарную игру и песни?
– Я слушаю самые удачные свои песни и думаю: ну как вот они получились? Они рождались прихотливыми путями, а потом шлифовались.
Этот альбом – результат большого количества совпадений, допущений, моей личной интуиции, вдохновения и жесткой редактуры. Я часто следую сначала за своей интуицией, затем за материалом. Я могу поначалу планировать себе что-то одно, потом подключается новый человек, материал меняется, и я спокойно отпускаю первоначальную идею вслед за изменениями, но бывают вещи, которые я держу до конца.
Последнее время в шлифовке моих песен участвует Глеб Галушко. Из всех соавторов, которые у меня были, это мой самый внимательный, самый искушенный, самый непримиримый душитель всего (смеется): надежды, надежды на будущее, вообще надежды на нечто хорошее… Как правило, я формулирую фабулу, пишу основную мелодию, музыку и текст, которые Глеб затем подвергает жесткой редактуре – оставляет только констатации, прямые эмоции, обнаженные нервы, отсекает всю идеологическую, романтическую и героическую шелуху. А в музыкальный материал вносит необычные и важные нюансы, украшения и эффектные фигуры. Но если что-то резонирует со мной, даже если ему кажется, что это – чушь, но он видит, что это со мной все-таки резонирует, оно остается.
«Я всегда хотел, чтобы музыка к ним звучала, будто играет Deep Purple, а на гитаре иногда вместо Блэкмора – Фрушанте»
Я свои тексты сейчас сильно люблю. Потому что они проходят дошлифовку в горниле человека с более изощренным литературным вкусом, чем мой. Часто процесс нашего сотворчества острый, напряженный и динамичный и напоминает спорт – борьбу, фехтование или бокс. Захватывает полностью: вот пять минут назад мы орали друг на друга, а сейчас снова схватили гитары и продолжаем писать аранжировку.
А что касается метода, которым я живу, то, чтобы мир меня не растлил, я использую словесный анализ. Например, во время разговора я часто делаю важные для себя обобщения, просто вербализируя какие-то важные вещи. На мой взгляд, это довольно сложный, а иногда и дискомфортный способ, требующий полной честности с самим собой. Еще я часто отправляюсь на прогулку в одиночестве, и эти пешие походы помогают мне дошлифовывать тексты песен, после многократного проговаривания фразы иногда появляются странные образы, обрывки стихов. Я завел привычку записывать риффы или мелодии, появляющиеся спонтанно, сейчас у меня есть уже сотни, наверное, кусков песен, «рыб», схваченных тут же. Я даже кое-что выкладываю в Facebook. В принципе, из этих эскизов уже можно было бы альбом записать какой-то. И, возможно, когда-нибудь до этого дойдет.
Музыкальное гетто
– Пит, у тебя поменялись ориентиры, а вслед за ними музыка и тексты. Как ты считаешь, примет ли твоя аудитория этот новый формат?
– Когда становишься старше, становишься более изощренным, и твоя личность может полностью поменяться. Значит, и музыка твоя должна меняться, а если этого не происходит, значит, ты не взрослеешь. Думаю, что примет очень тепло, но, как обычно, должно будет пройти какое-то время (смеется).
«Многие поклонники хотели бы видеть группу NRM неизменной, такой, как в детстве, когда им все еще было бы семнадцать лет»
– Этот альбом выходит под именем Пита Павлова, а не NRM. Связан ли «ребрендинг» с тем, что «Д.П.Б.Ч.» получил поначалу холодные отзывы?
– Ну, во-первых, это не ребрендинг, а моя персональная авантюра. Во-вторых, здесь задействованы принципиально другие музыканты. В-третьих, мы тогда почувствовали, что хотим сделать музыку, более широкую стилистически, более сложную и более похожую на западную. Внутри всех нас произошли изменения, которые называются «взросление» (смеется). Было очевидно, что многие поклонники хотели бы видеть группу NRM неизменной, такой, как в детстве, когда им все еще было бы семнадцать лет, они все еще рубились бы на митингах и чтобы их любимая девушка первый раз их поцеловала. Поэтому мы, конечно, оказались с этим альбомом в сложной ситуации. Но альбом ведь получился действительно классным (улыбается).
– То есть на тебе отразилась ситуация, объективная для местного шоу-бизнеса, в которой всегда какой-то продукт доходит до аудитории и получает признание с большим опозданием?
– Да, непосредственным образом. У нас довольно сильное гетто, несмотря на наличие интернета. Тогда, пять лет назад, мы рискнули и сделали ту музыку, которая была неразрывно связана с нашими внутренними ощущениями локального контекста внутри глобального. И слушатель зарезонировал… но только через пять лет, когда наш альбом больше не свежий, а нас увлекли уже новые вещи. Главная проблема, конечно, – это нехватка у нас в последние годы настоящей профессиональной централизованной музыкальной прессы, которая была бы актуализирована и на репортажи с концертов молодых групп, и рецензировала бы их демозаписи, и своевременно анонсировала бы выход альбомов уже известных коллективов. С развитием интернета в начале нулевых произошел острый кризис бумажной прессы, и с прилавков исчезли основные музыкальные издания страны, прежде всего «Музыкальная газета», которую читали, по-моему, вообще все. Интернет все-таки слишком сегментирован, и это, с одной стороны, упрощает взаимодействие с уже имеющейся аудиторией, но одновременно и препятствует завоеванию новой.
К тому же сейчас все стали ужасными хипстерами (смеется). 1000 человек будут стоять и снимать на айфоны твой концерт, но ты потом не только ни одного репортажа с концерта не прочтешь, но и ни одной фотки в интернете не увидишь.
– Твой новый альбом еще сложнее, чем «Д.П.Б.Ч.». Для кого же в этих условиях гетто он сделан?
– Если в общих чертах, то он сделан для людей, ищущих внутренней свободы от комплексов, которые могут смотреть и на себя правдиво, и на других без иллюзорного чувства превосходства или потребности поделить все на черное и белое.
– Но такой широкий взгляд предполагает умение не поддаваться идеологии, которая всегда легче, чем правда. Как человеку научиться находить правду в те моменты мракобесия, когда окружающие люди теряют здравый смысл и ими начинает управлять коллективное подсознание?
– Некоторые, например, предлагают обратиться к таким фундаментальным трудам, как физиология Павлова, квантовая физика и так далее, но мне кажется, что не обязательно читать труды по квантовой физике. Но, тем не менее, надо знать, что есть константы в мире, а интерпретация фактов – вечное место спекуляций политиков, пиар-менеджеров, жучар всяких. Кроме осознанного и критического отношения нет другого метода. Получать информацию из разных источников, развивать воображение, интуицию и быть критичным. А окружающим напоминать об их разумности и человечности.
«Часто процесс нашего сотворчества острый, напряженный и динамичный и напоминает спорт»
– Ты приводил примеры своих героев, а можешь ли ты сказать, кто твой антигерой?
– Мой антигерой – это любой современный функционер, бюрократ, человек, действующий только под воздействием протоколов. Это и евробюрократ, и беларусский бюрократ, и российский бюрократ, который выдумывает себе костыли в виде неких теорий о том, как именно нужно жить. Это для меня антигерои. Потому что они могут даже не заметить, как «удушат» каких-то других людей. Самое ужасное в этом, что это вовсе может не быть их целью, а они просто могут действовать, отвлеченно от реальности исполняя некие бюрократические процедуры, жертвами которых можем стать мы все.
«Мой антигерой – это любой современный функционер, бюрократ, человек, действующий только под воздействием протоколов»
– Каковы сегодня твои «правила жизни» в двух словах?
– Я не плыву в мейнстриме, не подчиняюсь никаким институциям, действую в своих интересах и интересах своих близких и живу согласно своим ощущениям.
Текст by Александр Галецкий и Екатерина Стабровская
Фото by Таня Капитонова
Читать еще:
Как снимают видео в BBC?
Редакторка Зоя Чарльз и оператор Александр Григорян – о трендах в медийном видео, съемках и монтаже.
Вадзім Асторы: «Будзем рабіць файн дайнінг мінімум на зорку Мішлен»
Размова з менскім рэстаратарам, які пераехаў у Ніцу.
На главной:
«Здесь красивые люди красиво пьют»: интервью с создателями бара «Молодой»
Как построить не просто бар, но тусовку на районе.
«Здесь красивые люди красиво пьют»: интервью с создателями бара «Молодой»
Как построить не просто бар, но тусовку на районе.
Художник Павел Булва: «Этому миру чуждо все, что мне важно»
Разговор о смыслах большого искусства.
Self-made беларуски – о том, что их вдохновляет и заряжает. Часть 1
Правила жизни, работы, отдыха.
КОММЕНТАРИИ (1)
очень хорошее интервью,спасибо автору! Пит Павлов-один из немногих,который создаёт свою музыку,опираясь на интуицию и свои ощущения. Вне контекста,принятого в социуме