Поэт из Готэма: интервью с SLKT4

8.06.2018

Аўтар: Rondo

66560

Среди разнообразия отечественного хип-хопа заметно выделяется молодой рэпер SLKT4, он же Rhyme Selektah. Под вязкие биты он читает на безукоризненном английском и активно продвигает себя на Западе. Его крутят на калифорнийском радио, он выступает на одной сцене с Крисом Трэвисом и мастерит треки на студии в Нью-Йорке. 34mag встретился с воином рифмы и разузнал, где в Минске начинается Готэм.

Си Селекта

– Музыкой я занимаюсь больше десяти лет. В принципе, начал писать тогда, когда у меня прорезался интерес к хип-хопу. Сначала под ником Rhyme Masta B, затем я загнался по Ямайке и превратился в Rhyme Selekta. (Селектами там зовут чуваков, которые на вечеринках ставят пластинки, только у Rhyme Selektah не пластинки, а строчки.) Потом я решил омоднить свой ник – и теперь я SLKT4.

Первая пластинка, которая реально вскрыла мне голову, – посмертный (для Меркьюри. – 34mag) альбом Queen «Made In Heaven». Отец любил зарубежный рок, поэтому дома было много подобной музыки. Когда я слушал голос Меркьюри, я думал о том, что этого человека уже нет в живых, но я слышу его здесь, прямо сейчас. Дико залипал на нее тогда.

Мой хип-хоп-кумир – это 2Pac. Раньше я слушал ширпотреб, который было легко достать, типа Xzibit и 50 Cent, но когда мне в руки попал Тупак, я понял, что тут все серьезно. Меня поражает то, сколько всего он сделал за такой короткий промежуток жизни, это не просто рэпер, это легенда. Он мог бы любую музыку делать, и она все равно была бы великой.

«Первая пластинка, которая реально вскрыла мне голову, – посмертный (для Меркьюри) альбом Queen “Made In Heaven”»

Свою музыку я начал писать в стиле рэпа 90-х, бум-бэпа и рагги. Первая запись была домашней – мне был интересен сам процесс. Сейчас, конечно, я расцениваю тот материал исключительно как тренировочный, но всем нужно с чего-то начинать.

Почему я пишу свои строчки исключительно на английском? У меня в школе было две «десятки»: одна по музыке, другая по английскому языку, поэтому все срослось. Позже я учился в инязе, но институт не дал каких-то невероятных знаний, просто мне был интересен сам английский. За всю жизнь я только один куплет на русском написал.

«Минск в своих треках я называю Готэмом, потому что от него отдает нуаром»

Детство в танке

– Я родился в Германии, потом жил на севере России. В Беларусь переехал в 2001 году, с тех пор здесь и живу. Жизнь в России оставила на мне серьезный отпечаток: я до сих пор помню талончики, с которыми мы ходили за хлебом, сухие пайки на обед и хаты с тараканами. Это было тогда, когда началась самая жестяга, под конец 90-х. Там мы жили чуть ли не в армии: оба моих родителя служили, мы поменяли много мест жительства. Я даже какое-то время ходил в детский сад на границе с Финляндией, где меня учили финскому языку. Последним моим местом жительства в этой стране был военный городок Пинозеро – оттуда специальный военный автобус отвозил детей в город Полярные Зори, где находилась гимназия. Одно из ярких воспоминаний детства: мы играем на плацу в поселке и залазим в танк, который стоял там как памятник. У меня ж еще часть детства в Украине прошла, но там свои приколюхи.

Минск на меня тоже сильно повлиял, но больше окружением, которое я здесь встретил. В некоторой мере я депрессивный человек – это моя беларусская часть. Я даже Минск в своих треках называю Готэмом, потому что от него отдает нуаром. И музыка моя нуарная, тягучая. Тот звук, который я создаю со своей командой, отражает реальность, в которой мы находимся, ибо существует большой контраст между тем, что происходит здесь, и тем, что творится на Западе.

Hijack Gang

– Я бы не сказал, что музыка приносит мне деньги. Какое-то время я занимался продюсерской деятельностью: мы с моим битмейкером писали треки и продавали их. Но эта ниша выгодная только в том случае, если ты занимаешься тем, что от тебя хотят. В миру я начальник отдела пиара и маркетинга в одной компании. Меня могут дергать в нерабочее время, это нормально.

В проекте SLKT4 я не один. У меня есть битмейкер – идейный вдохновитель и мой близкий друг Arnold William. Tech Masta Dee – диджей, звукорежиссер, SMM-щик и просто очень дорогой мне человек, с которым я дружу аж со школы. Это основной костяк команды. Также есть у нас художник Vemp, который помогает рисовать обложки для релизов. Есть Kubu – чувачок, который пишет электронные продакшены. Weed & Dolphins – тоже наши пацаны. Все мы входим в объединение Hijack.

Кроме нас в Hijack ребята с Якуба Коласа Yaki Boyz: DeepSK, который занимается продакшеном, и Melki Zdu – он иногда помогает с монтажом видео. Формация Haters, в которую входит Melki Zdu и Kubu. Есть Sad Damon of Weed & Dolphins – он также пишет продакшены, например трек «Reptile» был сделан с его наброска. И, собственно, имеются Weed & Dolphins – наши панкорезы, с которыми мы много тусуемся, записываем совместные треки и наслаждаемся атмосферой этой прекрасной движухи. Все это Hijack Gang – фундамент всего того, что происходит с нашей музыкой. Hijack till infinity!

Беларусский East Wave

– Наш первый микстейп мы записали в подвале, который был обклеен чуть ли не коробками из-под яиц. Сейчас мы собираемся на домашней студии, делаем наброски, потом занимаемся механическими штуками: собираем композицию, прикидываем аранжировку. Затем сводим – раньше долго, а сейчас понимаем, какой звук нам нужен, садимся и делаем все в три пары ушей. Наш подход – чтобы не было скучно. Как только становится скучно, мы все бросаем нахер – либо переделываем, либо делаем какую-то новую штуку.

По студиям не ходим, у нас чисто домашняя запись. Ресурсы на походы в студию есть, но я не люблю записываться, оглядываясь на часы, – теряются все эмоции. А настроение и эмоции – это важные штуки, и в рамки времени они часто не укладываются.

«Рэп меняется в зависимости от того, какие наркотики в него приходят»

Дебютный альбом мы еще выпустим, но всему свое время. Мы ж больше работаем на Запад, поэтому особо не паримся над тем, что происходит здесь. Мы попадаем в американские блоги, нас ставят на радио в Калифорнии. Им эта музыка закатывает, поэтому мы смотрим в ту сторону. Мы даже обозначаем свою музыку как East Wave, потому что мы from Eastern Europe. В русскоязычном пространстве же в основном нас форсит паблик Fast Food Music.

В ближайшее время у нас выйдет трек «The Last Nail», потом еще один сингл, а за тем новый клипец. Дальше, чем на 3-4 трека, мы не заглядываем: если появится какая-то востребованность в полноформатнике, мы сделаем это быстро.

Когда-то я был подписан на голландский лейбл, но это ни к чему не привело. Сейчас такое время, когда благодаря интернету ты можешь выбиться в свет, как те же Wiz Khalifa, Mac Miller или Macklemore. Так что какая-то нужда в лейбле отпадает. Да, тебе всем нужно заниматься самостоятельно, нужно самому набирать команду, но это намного круче, чем быть за пазухой у лейбла. Единственный вариант вписки на лейбл – это если ты офигенный фрэшмен и какой-то мейджор предлагает фронтом три миллиона и контракт, в котором сохраняется 80% твоих авторских прав.

На концертах мы выступаем мало. На одном из последних наших гигов мы разогревали Криса Трэвиса в Минске. А так выступать негде – опыта много, поэтому хочется достойную площадку, такую, где дохрена команд, дохрена людей и где действительно можно качнуть. А на тухляк сейчас просто нет времени.

«Ресурсы на походы в студию есть, но я не люблю записываться, оглядываясь на часы, – теряются все эмоции»

О старой и новой школах

– Скажу, не кривя душой, из русскоязычного сегмента ко мне никто не попадет в наушники, потому что я считаю это вторичной музыкой и не понимаю, зачем мне это слушать, когда я могу послушать оригинал. Я заинтересован в том, чтобы развиваться, поэтому слушаю ту музыку, которая поможет мне перейти на новый уровень.

Я считаю, что сейчас нет никаких школ, это время просто прошло. Если раньше Lil Jon был новой школой, то сейчас он гребаный старик. Тот же Lil Pump – это не новая школа, это просто отражение того, что происходит в мире музыки. Сейчас во всем царит постмодернизм: ты берешь одну штуку, соединяешь с другой штукой и получаешь третью. Можно отнести меня к старой школе, «ученики» которой покупали диски на рынке, но я считаю, что никаких школ уже не существует.

Рэп меняется в зависимости от того, какие наркотики в него приходят. Когда вылез Future, трэп был тягучим – это все кодеин. А сейчас все жрут антидепрессанты и бацают ритмичную музыку в стиле «Gucci Gang». Раньше нью-йоркские олдскульные чуваки зависали на траве – тоже отдельная веха. Вот тебе и разные эпохи.

Из современных музыкантов я выражаю респект Кендрику Ламару. Он мне нравится своей глубиной. Английский язык интересен тем, что можно через строчку раскидывать пасхалки и двойные обороты, и Кендрик – мастер этого дела. Это уникальный, мыслящий чувак, в чьих текстах спрятана глубокая интеллигентность.

Эминем же выглядит все смешнее и смешнее, ничего не выпуская. Все движется настолько быстро, что он просто за этой волной не успевает. Нельзя в наши дни читать о кассетных плеерах и надеяться на респект – слишком поздно.

Между беларусскими и зарубежными музыкантами есть колоссальное различие в комьюнити и менталитете – там, если кто-то что-то услышал и понял, что у этого звука есть будущее, люди за тебя зацепятся и будут продвигать. У нас проблема в том, что каждый разбит по своим кластерам, по своим клочкам: люди хейтят друг друга, мол, клево, но пошел ты нахер. Ну и там в хип-хоп-индустрию вкладываются деньги, а у нас такого нет.

Жизнь как сражение

– Я работаю только на вдохновении. Раньше искал инспирации в других штуках, но сейчас они приходят во время работы. Самые крутые мои композиции связаны с жизненными событиями. «Sick Cream», например, я писал, думая о девушке, которая в будущем стала моей женой. Вся моя жизнь транслируется в моей музыке: на нежные вещи меня вдохновляет моя женщина, на жесткие треки меня вдохновляют различные трудности и дерьмовость, которая витает в воздухе.

«Я привык пробивать лбом стены – на этом держится вся моя музыка»

Своей музыкой я делаю себя, и за любое слово, которое я говорю, я могу ответить – для меня это очень серьезный контент. Я человек, состоящий из чувств, поэтому могу говорить и о жестких, и о нежных вещах, ибо все это во мне есть. Жизнь я воспринимаю как сражение: никогда мне не было легко, ни в чем. Поэтому я привык пробивать лбом стены – на этом держится вся моя музыка. Даже если все наладится и будет классно, я найду потолок, который я должен проломать своим лбом, потому что иначе будет не круто.