Кричат дома. Успех «Молчат дома» глазами преподавателя Университета Манчестера

 

Но в Беларуси, Украине и России «Молчат дома» остаются нишевым коллективом, претендующим на пару сотен человек на концертах. Условно, группа Nizkiz уже пару лет как освоилась на Prime Hall. А ближайший концерт «Домов» пройдет даже не в Re:Public, а в клубе Hide. Площадка приятная, но говорящая скорее о том, что о широкой популярности речи пока не идет.

По легенде, первый интерес с Запада пришел к «Молчат дома» после того, как их песня «Этажи» вдруг стала появляться в рекомендованных видео на YouTube у абсолютно разных людей. По словам участников группы, они понятия не имеют, как так вышло. Показателен и самый заплюсованный коммент под роликом на YouTube: «Понятия не имею, почему мне выпало это видео: я не говорю по-русски и ничего не ищу на кириллице, больше года не слушал такую музыку, не попадаю под целевую аудиторию таких видео. Но у меня глаза почти на мокром месте, насколько это хорошая музыка. Спасибо!»

В попытках разобраться в причинах успеха «Молчат дома» я долго не мог понять, с какой стороны подходить к этому феномену. Анализировать тренды ютуба? Это ни к чему не привело. Спросить мнение коллег поумнее? Собрат по The Flow Коля Редькин задумался на тему аномальной любви к постпанку по всему миру. Это применимо и к «Молчат дома», и к другим нашим соотечественникам – группе Super Besse, успевшей покататься по Азии, а в этом году планирующей тур по Латинской Америке.

Александр Горбачев, бывший главред «Афиши» и экс-редактор отдела специальных корреспондентов «Медузы», посоветовал обратиться к Марко Биазиоли, преподавателю Университета Манчестера, специализирующемуся на изучении культуры России и Восточной Европы в мировом контексте.

Это кажется оптимальным шагом: с наших колоколен сложно понять, что именно превратило «Молчат дома» в международный феномен. Из Манчестера картина наверняка выглядит чуть понятнее.

Спасибо Марко, который на мою просьбу поразмышлять об успехе «Молчат дома» отделался не парой предложений, а подробной репликой.

 

 

Марко Биазиоли:

PhD, исследователь русской музыки и культуры в Университете Манчестера, создатель фестиваля «New Russias – UK Festival of Contemporary Russian Culture»

– Во-первых, надо определить понятие успеха: что мы имеем в виду? Как мы определяем успех? Какой там потолок, после которого мы говорим: «Да, эта группа успешна»? Сравнивая и противопоставляя русскоязычный музыкальный рынок англо-американскому, мы вскоре обнаруживаем, что они работают на двух разных уровнях.

Русскоязычные инди-группы, имеющие 20 000 просмотров на Youtube или 5000 подписчиков «Вконтакте», можно считать вполне успешными внутри региона, но нельзя сказать то же самое об американских или британских группах того же типа. Это связано с различными представлениями о том, что такое «инди». Наверное, пересекая границу, «Молчат дома» останутся той же группой «для избранных», какой они являются в Беларуси и России.

Второй момент – исторический. Вопрос такой: этот феномен одновременно международной известности и местной анонимности беспрецедентен или нет? Кажется, нет: «Молчат дома» не первый случай дисбаланса такого рода. Группа Motorama, например, покорила Латинскую Америку и Европу уже в 2012-м.

Совпало, что 7 февраля ростовские ребята играть будут здесь, в Манчестере, на нашем фестивале «New Russias». Если вы хотите получить некоторый опыт от первого лица, я как организатор, могу сказать вам, что 90% из 220 людей на концерте были нерусскими и нерусскоязычными. Некоторые, как нам сказали, ждали этот концерт много лет.

Это было похоже на первый концерт Motorama в Англии в октябре 2018 года. Тогда они сделали аншлаг на 210-местной площадке The Lexington, в Ислингтоне, Лондон. Британцы там танцевали, пели (некоторые песни они знали наизусть) и благоговейно слушали. Намного больший успех Motorama испытывают в Мексике и Южной Америке, где они буквально заполняют арены на 4000-5000 человек и выступают в качестве хедлайнеров на фестивалях, на которых американские группы играют перед ними. Motorama, без сомнения, более известны за границей, чем в своей собственной стране – более того, они даже не сильно стараются стать популярными в России и находятся вне определенной «тусовки», живут в отдаленном Ростове и редко дают концерты по своей стране.

Но самый интересный случай – это их протеже, группа Human Tetris. Поскольку это крутой коллектив, они играют в Powerhouse в Москве один раз в год перед примерно 50 людьми, никогда не гастролировали в России, про них не пишут в журналах. Однако они трижды гастролировали по Южной Америке и имеют там тысячи поклонников. Местные музыкальные журналы называют их «эталоном для постпанка во всем мире» и буквально ждут не дождутся возвращения Human Tetris в их страны. Проверьте их страницу в фейсбуке и посмотрите, сколько у них там поклонников и откуда. А затем сравните с аудиторией «Вконтакте» – это удивительно.

Но эти группы поют по-английски, а «Молчат дома» – нет. Поэтому их популярность на Западе может выглядеть еще более загадочной. В ту же категорию можно добавить Shortparis: они, как «Молчат дома», не поют по-английски, но известны не только в России. Но я думаю, здесь дело не в языке. А скорее в жанре музыки – или, лучше сказать, в ностальгии по этому жанру музыки.

 

 

Все вышеупомянутые группы играют в основном одну и ту же музыку. Shortparis могут сколько угодно танцевать на сцене и петь фальцетом, но по сути они постпанковская группа. На Западе этот музыкальный стиль до сих пор очень популярен, как и на постсоветском пространстве. В своей книге 2011 года Саймон Рейнольдс (один из ключевых музыкальных журналистов десятых. – прим. «Пяршак») назвал эту тенденцию к одержимости и культу прошлого в поп-культуре «ретроманией».

Почему же 1980-е годы еще не уходили? Почему по мере того, как мы движемся в будущее, происходит все меньше и меньше творческих инноваций? Недавно я видел два мема в фейсбуке. Первый о том, что «1980 год сейчас равноудален от 2020 к 2060 году» (что, между прочим, страшно). Второй: «Невозможно представить, что 2000 год был 20 лет назад, потому что 1980 год – это тоже 20 лет назад».

Шутки в сторону: то, что мы замечаем от музыкантов и аудитории, – это спад в комфортной ностальгии. Но эта ностальгия не о прошлом. Эта ностальгия касается будущего. В своей книге «Капиталистический реализм» (2009) Марк Фишер, опираясь на Жака Деррида, называет эту постмодернистскую форму ностальгии «hauntology» («haunt» + «ontology»: чувство преследования и онтология). По сути, это тоска по утраченному будущему. То, что могло бы случиться, но так и не случилось. Что могло произойти, если бы Ян Кертис не умер? Что могло бы произойти, если бы Путин уступил место? А Кобейн? А СССР? Вот эти вопросы приведут к хонтологической ностальгии. И на Западе, и на постсоветском пространстве. У вас группы играют как будто в советских временах (переосмысление и переформулировка допутинской эры). А на Западе эту музыку «употребляют». Кажется, всем выгодно.

Финальное – это политические обстоятельства. Мы можем критиковать русское правительство сколько угодно, но новая изоляция повлияла на музыкантов положительно. Она дала им две важные штуки. Первое – предмет критики (беспредельная ситуация, полицейские репрессии и так далее). Второе – независимость от Запада в плане эстетики. Как закончилась мечта о том, что постсоветский мир – часть Запада, музыка изменилась. Появилась так называемая «Новая русская волна». Об этом год назад очень тонко написал Шурик Горбачев на «Медузе», поэтому не буду его повторять: вот ссылка.

Эта суровая, странная, депрессивная (но хорошая и спонтанная) музыка привлекает внимание в Европе как нечто «русское». То же можно наблюдать в мире одежды: Гоша Рубчинский как пример. Наверное, хорошо, когда звучание определяет целый регион. Когда музыка описывает его. Когда есть какое-то органическое культурное движение. Вероятно, этих случаев будет все больше и постсоветская музыка станет модой на Западе. Но осторожно – Запад всегда может превратить все в капиталистический мем!

Что касается восприятия беларусской сцены в целом, это, конечно, мое личное мнение, и я заранее извиняюсь за ограниченность моего ответа. Мне кажется, что обычный пацан из Англии очень мало про вас знает. Я уверен, что в Беларуси есть офигенная и свежая современная культура, но чтобы рекламировать или экспортировать какой-то культурный продукт за границу, нужна какая-то развитая культурная индустрия. В России эта музыкальная индустрия появилась в 2010-х, соответственно, появился и экспорт. 

А развита ли в Беларуси индустрия? Зависима ли она от российской? Если да, то возникает вопрос, как создать «беларусскую волну». Это могут сделать исключительно люди из индустрии (так называмые gate-keepers, или трендсеттеры). Обычно поддерживая группы, которые поют на родном языке, и не поддерживая те, которые поют на русском (или на английском). Или с помощью экстрамузыкальных факторов (видеоклипы, связанные с чем-то типичным беларусским, например). И спасибо за ваш материал: это суперинтересно и вполне доказывает, что в Беларуси активная и разнообразная музыкальная сцена.

Фото: «Молчат дома» в Facebook