Основатель Re:Public – про деньги, звук и вискарь для звезд

 

Андрею Старцеву 56 лет: в 1984 году он окончил лингвистический университет в Минске, где учил немецкий и испанский языки. Работал переводчиком, представлял немецкие фирмы, а потом взял и перешел в бизнес: сделал со своим сыном, Максимом, один концерт, после чего понял, что за это дело нужно взяться «поплотнее». В 2008 году он занялся концертной деятельностью, но спустя десять лет эта деятельность переросла из «концертной» в «хозяйственную» – Андрей создал клуб Re:Public.

 

 

 На заре Re:Publiс 

– Максим Старцев говорил, что вы решили организовать концертное агентство после того, как сделали первый концерт «Бумбокс» в Минске. Как это было?

– Я просто решил заняться бизнесом. До создания Re:Public мы делали разные концерты: привозили группы «Сегодня ночью», Sunsay, «Бумбокс». Потом мне предложили должность директора в клубе «Реактор» – там я ознакомился с клубным «хозяйством», и, когда «Реактор» закрылся, мы решили сделать свой клуб и занять пустующую площадку – так появился клуб Re:Public.

– Из чего состоит Re:Public?

– Re:Public – это сам концертный зал, гардероб и офисные помещения. С 19 октября мы берем в аренду пространство перед клубом: сделаем круглогодичную площадку с баром, столами и навесом. Еще там будет костер!

– Как клуб изменился за семь лет своего существования?

– В принципе, с 2011 года тут ничего не изменилось. Re:Public – это концертная площадка. К тому, чтобы эта площадка стала использоваться и как место для ночных дискотек, мы шли долго, лет шесть: никак не могли понять, на каком формате нам нужно остановиться и как привлечь сюда людей. Интерьера нет, мебели нет, комфорта нет – здесь сплошной металл, бетон и железо. При рабочем свете Re:Public – это коробка коробкой. Единственная инвестиция, на которую мы не жалеем денег – это свет. На все остальное жалеем – на столы там, диваны…

– А на звук?

– Звук здесь не «репабликовский», это звук нашего партнера. За семь лет существования клуба техника менялась два раза, и сейчас у нас стоит аппаратура, способная удовлетворить самых искушенных профессионалов, выступающих на этой сцене. Зрителей иногда не устраивает звук, но здесь очень сложная акустика, и не каждый звукорежиссер может здесь «настроиться». К тому же, звук зависит от количества людей: на саундчеке звук один, во время концерта – другой, и кто-то успевает перестроиться в течение двух-трех песен, а кто-то не заморачивается и пускает звук на самотек.

Относительно звука люди делают совершенно справедливые замечания, но звук – это территория звукорежиссеров, и в работу приезжих «звукачей» наши специалисты не вмешиваются – это правило какой-то внутренней этики, какой-то особый «профессиональный кодекс».

 

 

– Какие ошибки вы допускали на старте своей клубной карьеры?

– Ошибок было море. В первую очередь это касается хозяйственной деятельности, финансового планирования и работы с персоналом. Сейчас у нас все устаканилось, но очень большое значение имеет субъективный фактор. Моей самой большой ошибкой был способ ведения этого хозяйства: он демократичный и опирается на желания и возможности персонала. Я не могу сказать команде «приходите в девять утра, сделайте это и это, а если не сделаете – я вас всех уволю». Я исхожу из того, что они могут, чего они хотят и что они будут делать с удовольствием.

Теперешний коллектив клуба это и семья, и команда профессионалов. Порядочность и преданность делу – это то, что нас объединяет. Моя цель в том, чтобы это хозяйство работало и сохранялось до тех пор, пока у меня на это есть здоровье, а у людей, которые здесь работают, есть понятное желание заработать денег и обеспечить семью.

– Вы помните самый первый концерт в Re:Public?

– Он был 30 сентября 2011 года, тогда у нас выступал Noize MC. Этот концерт хорошо прошел, пришло много народа, но инфраструктура клуба на тот момент не была испробована – я говорю о туалетах, барах, кухне. Туалеты сразу затопило, электричество перегорело на следующий день после концерта… В общем, в течение первого года мы приводили в порядок электропроводку, водопровод и прочие вещи, которые мешали людям наслаждаться концертами.

– Это был тот концерт Нойза, на который собралось полторы тысячи человек?

– Так только говорят. На самом деле, полторы тысяч человек в таком формате не уместятся. 1500 человек собиралось на стендапе BadComedian и выступлении Веры Полозковой, но там приходилось людей «растасовывать». На Нойзе полутора тысяч не было, там число зрителей просто «перевалило» за тысячу.

– Заканчивая с ностальгией: вы сможете вспомнить, каким был первый год работы в Re:Public?

– С того момента слишком много времени прошло, и я не могу сказать, чем первый год работы клуба кардинально отличается от седьмого года. По большому счету – ничем. Есть какие-то изменения во взаимоотношениях с промоутерами, которые у нас организовывают концерты, произошли изменения в составе команды, но в плане политики Re:Public никаких изменений нет.

– Сейчас с промоутерами возникают какие-то сложности?

– Сложностей нет – есть рабочие моменты, а их нужно решать постоянно. Когда ребята из минских концертных агентств начинали здесь работать, им было по двадцать лет: сейчас им лет 27–28, люди за это время изменились, набрались опыта. Они для нас – самое главное, и, чтобы они не ушли, были довольны и зарабатывали здесь деньги, нужно всегда об этом помнить. Все делается для того, чтобы и мы зарабатывали, и они зарабатывали, решая свои вопросы со зрителями, с артистами – в этом мы их всегда поддерживаем и в хорошем смысле перед ними «пресмыкаемся».

 

 

 

 

 

 

 Музыка, деньги, вторая бутылка виски 

– Вы писали инструкцию о том, что должен делать идеальный концертный организатор. Можете привести пример такого «идеального организатора»?

– В моем окружении только один такой специалист – это Виталик Супранович. Он забывает про свои музыкальные пристрастия, составляет план работы на год вперед, обеспечивает финансовую подстраховку и помнит, что организация концертов – это ремесло, и никогда не забывает о зрителях.

Что касается меня, я всегда думаю о зрителях, но с остальными пунктами из моей памятки ничего сделать не могу: я не забываю про свои музыкальные пристрастия, а план работы клуба получается составить только на полгода вперед.

– Для вас организация концертов – это работа или творчество?

Организация концертов – это не творчество, а хозяйственная деятельность. Я эту памятку лет пять назад написал, она до сих пор актуальна, но она будет бесполезна, если у организатора нет опыта: для того, чтобы составить план работы на год вперед, нужно поработать в этом бизнесе лет десять.

У ребят, которые занимаются организацией концертов, горят глаза: они общаются с артистами, это дает им адреналин. Мне общение с музыкантами уже никакого адреналина не дает: я понимаю, что музыканты тянут деньги, и при каждой возможности вытянут из тебя еще. Так что в некоторых моментах нужно быть жестким: если артисты просят лишнюю бутылку виски, нужно уметь сказать, что у них в райдере указана одна бутылка виски, а вторую нужно покупать самим. Но большинство не может так сказать, поэтому они сами бегают за дополнительной бутылкой.

 

 

– У вас получается отказывать артистам?

– Не получается, поэтому я с артистами и не общаюсь. У меня есть друзья-артисты, с которыми я начинал работать: к примеру, если Noize MC, «Дай Дарогу!», «Сегодня ночью» или «Бумбокс» меня о чем-то попросят, я не смогу им отказать и не скажу, что у них чего-то нет в райдере.

– Вы сказали, что не забываете о своих музыкальных пристрастиях. Они у вас какие?

– На самом деле их не так много. Есть основа, на которой зиждется вся музыка: это Led Zeppelin, The Rolling Stones, Deep Purple, Pink Floyd и The Beatles. Все, больше ничего нет: все остальное, как выражался Роберт Плант, это «обезьянничанье», повторение. Из ныне работающих артистов моя любимая группа – это «Бумбокс», и я ничего не могу с собой поделать: это просто чудо, которое затронуло мою душу и не отпускает.

 

 

– В нашем открытом интервью ваш сын говорил о том, что работать с семьей – это трындец, мол, в семье соревновательный дух гораздо выше, чем среди друзей. Что вы скажете по этому поводу?

– Все дело не в соревновательном духе, а в самом Максиме: он молодой, ему нужно развиваться, самовыражаться, реализовывать свои амбиции. У него это получается: он здесь поработал, увидел, что тут существует какой-то барьер в моем лице, поэтому и пошел дальше. Я рад, что у него все получилось с «Хулиганом» и «4-4-2»: там он себя реализует, там он себя комфортно чувствует, но если у него возникнет необходимость вернуться в Re:Public, то никаких проблем не будет.

– Следите за тем, что происходит в мире белорусской музыки?

– Я в курсе всего, что происходит. Не могу сказать ничего определенного, но группа Nizkiz – это единственные, кто «выстрелил» в последние годы. Еще мне Akute очень нравятся, очень самобытная и своеобразная группа.

 

 

– Вы продвигали группу «Мутнаевока». Сейчас есть желание с кем-то сотрудничать?

– Я не занимался продвижением: мы с ними дружили, я помог им записать их первую песню, профинансировал их первый диск. Но я так и не понял, как нужно «продвигать» группы, это не моя тема.

– На концертном билете написано, что ивент начинается в 19:00, а по факту концерт начинается в восемь часов, а то и позже. Почему так?

– Это специфика «клубного формата», и от нее никуда не денешься. Чаще всего артисты сидят в гримерке и ждут, пока все зрители соберутся в клубе: когда все заходят, артист появляется на сцене. Музыканты могут начинать концерты в семь часов, но какой в этом смысл, если часть людей в это время все еще стоит на улице?

– В 2018 году люди стали чаще или реже ходить на концерты?

– Концерты «растеклись» по многим площадкам, и точно ответить на этот вопрос нельзя. Как ходили – так и ходят. В этом плане все зависит от артистов.

– Какой год в истории Re:Public был самым удачным в плане посещаемости?

– 2015 год, но никаких дивидендов нам это не принесло. Тогда был самый разгар кризиса, покупательская способность упала, и средний чек на баре был три рубля на человека. Вообще тогда по выручке была такая ерунда, что мы даже думали о закрытии клуба, но, как видите, никуда мы не пропали.

Фото: Таня Капитонова