Фотожурналисты: «Носить на себе надпись “Пресса” – это быть мишенью»

 

Ольга Шукайло

TUT.by

«Я освещаю выборы и акции протеста начиная с 9 августа, но первый день не стал для меня самым страшным. В тот вечер я снимала происходящее на горочке возле гостиницы “Планета”, и иногда все походило на то, что ты смотришь какой-то парад: одни автозаки подъехали – другие уехали, потом подскочил водомет, ребята со щитами туда-сюда бегают. Но, конечно, тогда я была на безопасном расстоянии и не лезла в эпицентр событий, потому что со мной была младшая коллега, ей 20. Я чувствовала ответственность не только за себя, но и за нее.

В первые дни, когда интернет не работал, можно было тратить больше времени на съемку: проанализировать ситуацию, найти безопасную точку и не спешить скорее что-то сбрасывать. С другой стороны, было и сложнее: периодически звонил редактор, говорил, что нужно срочно бежать на базу (у нас было место с интернетом недалеко от центра) сдавать фотографии. А когда через пару дней интернет начал пробиваться, нам удавалось отправлять фотографии через один почтовый сервис, который чуть ли не единственный работал.

Самым шокирующим днем стал вторник, 11 августа, – тогда редактор сказал, что для меня есть бронежилет. Когда мы выходили из подъезда в касках, защитных очках и жилетах “Пресса”, женщина, стоявшая на балконе, увидела нас и перекрестила. По пути на съемку в Каменную Горку с нами случились “маски-шоу”: нашу машину остановили, окружили люди с оружием и в черной одежде и начали проверять документы. Мы относительно легко отделались – нас отпустили. После этого мы снимали происходящее в Каменной Горке – там все взрывалось. Но страшнее всего было, когда мы прятались в подъезде – просто как в кино. Когда осторожно выглядываешь в окошко, чтобы не встретиться взглядом с омоновцем, который смотрит снизу в окна, – это очень страшно. Потом что-то взрывается, идет облако дыма – и ты быстро закрываешь окно и начинаешь прятаться в подъезде. Чтобы покинуть этот дом, мы вызвали машину, которая подъехала к самому подъезду, – и это была просто эвакуация.

«Когда мы выходили из подъезда в касках, защитных очках и жилетах “Пресса”, женщина, стоявшая на балконе, увидела нас и перекрестила»

Наверное, самым знаковым фото, которое мне удалось сделать за эти дни, стал кадр с женщинами, которые стоят в сцепке вечером в понедельник, 10 августа. Это было на проспекте Победителей – я заметила пятерых женщин, подбежала к ним и начала снимать. Сначала они пытались позировать: показывали виктори и кулачки. Но тот самый кадр был сделан последним, когда женщины перестали позировать и просто естественно стояли. Фото попало в подборку лучших кадров TUT.by за день, но из-за того, что не было интернета, я о дальнейшей его судьбе не знала. И только в среду утром, когда мне пришла куча уведомлений, я поняла, что это фото стало очень популярным. Его постили буквально везде. Для меня это удивительная история.

Еще один важный кадр случился в момент, когда мы снимали ребят, которые выходили с Окрестина. Меня подозвала журналистка и попросила снять парня, с которым она только что пообщалась. Парень показал свои синяки, а я попросила кого-то, чтобы посветили фонариком, потому что было темно. Впоследствии некоторые люди начали выходить на протесты с фото избитых ОМОНом, в том числе и с этим снимком. Это сложный момент: когда ты понимаешь, что твоя фотография – уже не просто фотография. Это фиксация каких-то зверств. Потому что хоть снимок и простой, но контекст, в котором он живет, – очень важный.

Мы работаем сейчас практически без выходных, чувствуется тотальная усталость. Сейчас времени заниматься спортом, собой или встречаться с друзьями нет. А если и встречаемся с друзьями на пару часов, то обсуждаем, например, у кого какие бронежилеты. Звучит дико, но это уже новая реальность.

Я слышу очень много добрых слов от людей на улицах. Тебя готовы накормить, пустить к себе домой, чтобы снять что-то из окна, везти куда-то. Хочется сказать всем людям огромное спасибо за это. К слову, ситуация обычно меняется, как только приходишь на митинг в поддержку Александра Лукашенко. Там в спину льются потоки негатива: “вы проплаченные”, “вы нагнетаете”. Могут даже толкнуть. Главное – просто не вступать в диалог и игнорировать.

Многое из того, что сейчас транслируется из государственных СМИ, – совершенно оторвано от реальности. Чтобы понять это, достаточно просто выйти на улицу. Поэтому ситуация вокруг выборов сделала работу независимых журналистов более явной и нужной. Хотя мы занимались ей всегда».

 

Фото: Ольга Шукайло, TUT.by

 

 

 

Влад Борисевич

Onliner.by

«Редакция Onliner морально, скорее, была готова ко всему, что будет происходить после выборов. Мы больше готовились с точки зрения инфраструктуры: закупили некоторые средства защиты, заказали жилеты “Пресса” – были во всеоружии. 

В первые дни без интернета работала логистическая сеть из неравнодушных людей, которые оперативно передавали информацию. Хотя у нас уже был опыт оперативных работ, в этот раз было особенно сложно. Чтобы доставить информацию из точки А в точку Б, мы и задействовали курьеров, и надиктовывали информацию по телефону, и к отдельным специалистам из-за блокировок интернета обращались.

В самый первый день, 9 августа, светошумовой гранатой контузило нашего фотографа Максима Тарналицкого. Стало понятно, что творится полная жесть. А на второй день протестов, когда мы были на “Пушкинской”, впервые стало по-настоящему страшно. Сначала атмосфера на перекрестке была потрясающей: машины перекрыли дорогу, много людей – все радовались, фотографировались. И тут на огромной скорости по пешеходным зонам начали врываться минивены, из которых ОМОН на полном ходу стрелял и кидал светошумовые гранаты. Пошла стрельба – и мы реально чувствовали, как по траве и листьям что-то пролетает. Ты бежишь и ощущаешь себя в этот момент абсолютно голым. Хотя тогда мы даже не понимали, насколько голые – даже не думали, что резиновые пули так серьезно ранят. То, что они превращают поверхность тела размером с кулак в фарш, стало понятно, когда мы уже в больнице увидели чужие раны.

11 августа меня с коллегой из видеоотдела задержали возле французского посольства, когда мы пытались снять якобы российские джипы. Нас жестко запаковали: лицо в пол, пластиковыми стяжками перехватили руки сзади. Передали другим анонимам в масках. Они нас избили перед отделением – потом бросили на пол и избили в отделении ГУБОПиК. Головой о стену, и ногами на полу. Это то ли правда какое-то устрашение, то ли они просто знали, что все это сойдет им с рук. Когда какой-то аноним в маске бьет тебя и у него есть полный карт-бланш на любую жесть, ты в этот момент просто думаешь, как минимизировать последствия этого неадекватного поведения. Тебя бьют головой о стену, а ты прикидываешь ущерб заранее: вот придется, наверное, новые зубы вставлять, нос сломанный править. Каких-то чувств, вроде ненависти или злости, к “правоохранителям” в этот момент вообще не испытываешь – настолько бессмысленно они себя ведут.

«Тебя бьют головой о стену, а ты прикидываешь ущерб заранее: вот придется, наверное, новые зубы вставлять, нос сломанный править»

Наше задержание происходило, кстати, на следующий день после того, как резиновой пулей выстрелили в журналистку “Нашей Нивы” Наталию Лубневскую. Да мы и сами видели, как ОМОН бросался в сторону прессы на “Пушкинской”. Стало понятно, что носить на себе надпись “Пресса” – это быть мишенью. Поэтому мы на короткие высадки жилеты не надевали. И в отделении после побоев нас пожурили за их отсутствие и под давлением вынудили подписать предупреждение об экстремизме. Тогда стало окончательно ясно, что, хотя препятствие работе журналиста – уголовное преступление, виновным в любом случае будешь ты. Потому что закон трактуется только в сторону тех, у кого есть сила и оружие. Самое забавное, что человека, который допрашивал нас в отделении, похоже, больше заинтересовало фото красивой девушки из нашего офиса, чем снимки этих джипов, за которые нас взяли.

При задержании у меня была совсем новая камера – CANON EOS-1D X MARK III. Когда меня начали паковать, я просто старался держать ее над головой, как новорожденного Симбу из “Короля Льва”. Один из людей в маске, видимо, все понял, и когда мне начали закручивать руки, он аккуратно взял у меня камеру. Мне повезло, и камера осталась цела. А вот коллеге нет: камера и объектив при задержании разбились, а это урон как минимум на $ 3000.

Бороться с выгоранием в таком графике сложно – да ты о нем особо и не думаешь. Потому что когда все такие раскачанные – очень сложно остановиться. Просто приходишь домой, между делом ешь, ложишься спать, а утром тебя подбрасывает, потому что уже новые инфоповоды, да и спишь тревожно. Такая мобилизованность помогает бороться с негативом. Задержание и избиение, к примеру, меня практически не задели. А вот от марша у Стелы я был выжат как лимон – с позитивными эмоциями, оказалось, даже гораздо сложнее справляться, чем с негативными.

Я никогда такого не ожидал, но когда люди узнают, что мы из Onliner, они пытаются помочь любыми способами: предоставить интернет, подать воды, подвезти, морально поддержать. Чувствуешь себя частью настоящей нации.

Во всех этих обстоятельствах очень важно быть в команде если не +1, то хотя бы 0. Главное не быть -1. Потому что если начинаешь где-то быть невнимательным (как мы, когда выбежали снимать эти джипы), то это только тормозит все процессы и делает всем хуже: ты тратишь весь вечер на снятие побоев, какие-то выяснения. Нужно помнить, что законного отношения к тебе точно не будет и ты только потеряешь время из-за своей неосторожности».

 

Фото: Влад Борисевич, Onliner.by

 

 

 

Дмитрий Брушко

TUT.by

«Это были уже четвертые выборы, которые я освещал. Но уровень жестокости с одной стороны и сопротивления с другой в этом году были просто несоизмеримо выше, чем раньше. Эти протесты в Минске отличались от тех же украинских тем, что полностью парализовали город и жизнь людей: не ходил транспорт, ограничивалось движение на дорогах, магазины перестали работать поздно вечером. Какое-то ощущение гражданской войны.

Самым ужасным для меня стало 11 августа, когда в Каменной Горке спецназ начал доставать людей из машин и избивать их; бить на улице жителей района, которые просто мимо проходили в шортах и сланцах, – их избивали и в крови затаскивали автозаки. Дальше еще хуже: начали стрелять по окнам. Для меня это было переходом всех граней, которые только существуют.

Грустно, когда сейчас приезжаешь на “Пушкинскую” или в Каменную Горку, видишь там следы от светошумовых гранат на плитке – и вспоминаешь, откуда они. Но не понимаешь, зачем это все было. А Окрестина для меня теперь навсегда останется Освенцимом. То, что происходило там, – это запредельная жестокость на грани геноцида по отношению к людям, у которых просто иное мнение.

Работать в таких условиях сложно, и каждый тут уже настраивается самостоятельно. Я готовился к неприятностям – за несколько дней до выборов просто отключался от жизни и настраивался психологически. Физические силы и подготовка тут тоже нужны, но если ты постоянно работаешь в СМИ, то в этом плане проще. А вот психологически очень сложно: ты просто понимаешь, что вечером на тебя объявлена охота, потому что ты журналист.

«Ты просто понимаешь, что вечером на тебя объявлена охота, потому что ты журналист»

У меня в работе есть три главных правила: первое – оставаться в безопасности, второе – хорошо все снять, третье – доставить в целости и сохранности себя и все снятое в редакцию. Очень важно чувствовать, когда ты должен уйти, потому что дальше уже начнется жесть. Надо понимать, как работают силовики. Ни один кадр не стоит разбитой головы. Когда видишь, что уровень опасности запредельный и силовики занимаются не охраной правопорядка, а карательными функциями, – в какой-то момент взоры обратятся и на тебя. Потому что работа фотожурналистов в этом случае – документация безобразия. И нужно стараться вообще не быть на виду силовиков, когда ты с камерой.

Я не любитель снимать кровь. Сейчас у меня есть фото жестокости и насилия. И я этому не очень рад. Мне бы хотелось на своих фото какие-то гуманистические ценности транслировать. Для меня вот снимок городового с бело-красно-белым флагом гораздо ценнее, чем кадры с какой-то жестокостью.

Это наша работа, наш долг – показывать объективную картинку. Нужно стараться в этом всем жить с холодной головой и горячим сердцем. Потому что после всех событий может горячей стать и голова – и тогда профессионализм уйдет на второй план. СМИ – это СМИ, мы должны наблюдать за всем сверху, быть как бы над этой войной. И мы стараемся.

На днях я возвращался с площади, проходил вдоль сквера Марата Казея, в темноте ко мне подошла девушка и сказала: “Дмитрий, спасибо вам за ваши прекрасные фотографии”. Для меня это было неожиданно и приятно. Не могу сказать, что мы рок-звезды, – но что-то такое в этом уже есть».

 

 

Фото: Дмитрий Брушко, TUT.by